— Куда вас понесло? — с ужасом спросила Марина. — Мы ведь о живописи говорим. О выставке картин! Вы там не вздумайте даже слов таких произносить: немчура, воткнуть, брюхо… Жуть берёт, Станислав, не подначивайте мне художника. А вы, Андрей, чему смеётесь? Вам что тут, цирк?
— Виноват, исправлюсь! — извинился Чегодаев.
— А картины всех баталистов, в том числе и мсьё Котова, как раз об этом: о кошмаре и красоте убийства, — отметил Стас и сделал знак Андрею продолжать запись. — Но давайте посмотрим на первопричину: художник не желает воспевать убийство, он всего лишь на известном ему из опыта материале пытается выразить эмоции человека, угодившего в бой…
… В совсем уже позднюю пору Мими, уютно устроившись рядом с ним, шептала ему в ухо:
— Какой же ты говорун! Когда я тебя вижу и когда слыщу впечатление, будто имеешь дело с двумя разными мужчинами. Такой возбуждающий контраст… устоять невозможно.
Он улыбнулся в темноте, поцеловал её и объяснил:
— У меня два возраста, внутренний и внешний. Внутри я много старше, чем кажусь.
Утром, пока чистая публика спала, он спустился на нижнюю палубу. Сначала-то зашёл на среднюю, но там буфет был ещё закрыт. Внизу взял полный кофейник, кешью, конфеты, сливки и, отказавшись от помощи стюарда, сам потащил поднос наверх. Встретил прачку — она сказала, что его рубашки будут готовы к одиннадцати часам, а он угостил её конфетой.
Мими встречала его весёлая и посвежевшая; уже слетала в душевую. Как смогли, расположились в тесной каюте с подносом и кофейником; переговаривались максимально тихо. Она была искренне тронута этим завтраком в постели: такая редкость…
Вообще нынче мужчины «не галантные»…
— Уж я-то зна-аю… Кстати, ты слишком опытен для семнадцати лет!
Он напомнил:
— Я же говорил тебе вчера, что у меня два возраста.
— Нет, но всё же… Кто тебя учил? Я, прости, давно не молоденькая девочка, видала виды, но такое…
Он смущённо засмеялся:
— Да ладно тебе. Что за вопросы.
— Слушай, кончай кокетничать, — сказала она, кусая конфету. — Честное слово, я не буду ревновать. Сколько у тебя было женщин?
— Три, — нехотя признался он. Отпил кофе и добавил: — Все три были простыми крестьянками.
— Вот это да! — изумилась Мими. — Хотела бы я посмотреть на тех крестьянок!
— Это не так просто. — Он прикинул, что нынче Алёнушке было бы уже под триста лет, а в каком веке князь Ондрий подарил ему Кису, вообще не угадать. А где Матрёна? Её не было в Плоскове, когда он был там перед отплытием… Сказали, уехала зачем-то в Вологду.
Ввиду жаркого дня расположились под тентами на корме судна — тут имелись погребок со льдом, с напитками и столик, застеленный закусками. Приглашены были все члены делегации, но пока всем этим богатством могли распоряжаться только Марина Антоновна, Мими и Стас; Серж не в счёт, а Лёню, Геню и Андрея Чегодаева Марина послала созывать художников и прочих. Был тут ещё В. И. Лихачёв, о действительном статусе которого, разумеется, Марина и Мими были прекрасно осведомлены, но помалкивали.
— А за Скорцевым кто-нибудь пошёл? — спросила Марина. — Он ведь обещал нам доклад показать.
— Его Геня приведёт, — ответила Мими.
— Кстати, о Скорцеве, — вспомнил Стас. — Можно ли выставлять его триптих? Это же нонсенс: вахмистр Степан и его отряд, спасающие Павла Первого! Ведь Степан был унтер-офицером Преображенского полка, а там не могло быть вахмистров, они только у кавалеристов. Отряд ещё какой-то; он же был одиночка?
— Вы что-то путаете, Станислав Фёдорович, — отозвался из своего шезлонга полковник Лихачёв. — Я помню, вахмистр Степан служил в Конногвардейском полку, а преображенцы, наоборот, устроили ему засаду и убили.
Стас едва не потерял дар речи.
— Да как же так? — наконец произнёс он. — Есть же какие-то константные вещи. Солнце западает на западе, вода водянистая, императора Павла пытался спасти отставной фельдфебель преображенцев Степан. Да я за последнюю неделю про этого Степана всё узнал! Есть опера Глинки, кинофильм Пырьева и роман Букашкова. Мими, помнишь, ты взяла у меня давеча книгу Букашкова? Давай сходим за ней и разрешим этот глупый спор.
— Извини, но я впервые слышу о таком писателе, — ответила Мими, помахивая ресницами.
— Станислав, вы совсем не знаете историю! — с искрой смеха сказала Марина.
Странное дело! — подумал он. Все меня тычут, что я истории не знаю: краевед Горохов, отчим, теперь эта вот пигалица… Но как же её знать, если она меняется?
А почему она меняется?.. Это ещё более странно.
Он встал, заложил руки за спину и прогулочным шагом побрёл вдоль борта. В день отплытия ко мне заходила Мими, мы говорили о Степане-фельдфебеле, герое-одиночке, она взяла у меня книгу. Сегодня Степан оказывается вахмистром, атаманом отряда, а книги нет. Что произошло между тем разговором с Мими и этим днём?
Я
Он ушёл довольно далеко от отдыхающей группы. Встал, глядя на водную гладь.