Зоология и моя жизнь в ней

После того, как мы основали искусственную экспериментальную популяцию близ кордона «11 километр», наш интерес к кавказским агамам, отошедший на второй план за предшествующие два года, вспыхнул с новой силой. Вернувшись в Москву, я стал уделять больше внимания поискам литературных материалов о кавказской агаме. Особенно заинтересовала меня статья двух авторов: Натальи Борисовны Ананьевой из Зоологического института в Ленинграде и туркменского герпетолога Чары Атаева. Они описали изолированное поселение кавказских агам, обитающих не в каменистых горных местностях, а в песчаной пустыне. По их словам, ящерицы живут здесь в оврагах закрепленных грядовых песков, окруженных глинистой равниной. Одной (но не единственной) особенностью их морфологии было то, что чешуи, покрывающие хвост образуют не двойные замкнутые кольца, как во всех прочих популяциях этого вида, а тройные. Авторы статьи посчитали этих ящериц новым подвидом и назвали его мадоусской агамой, а по-латыни – трехкольчатой (triannulata). Почему агама «мадаусская»? – спросите вы. Назвали ее так, поскольку ее местообитание, как говорится в статье, находится неподалеку от поселка Мадау, в так называемых Мешедских песках.

Осенью этого года мы собирались поехать на Пархай, поскольку в этом, тогда единственном сравнительно легкодоступном месте, в нашем распоряжении уже имелась освоенная площадка для работы с кавказскими агамами. Прилетев в конце сентября в Красноводск, мы стали уговаривать Владислава поехать туда по новому маршруту, идущему мимо Мешедских песков, и заодно посмотреть на тамошних «трехкольчатых» ящериц. С нами для такого случая поехать решили сам Васильев, его жена Ира Гаузер и ее брат Генрих, прилетевший накануне из Баку.

Сначала проехали примерно 170 км старой дорогой, по шоссе, ведущему в Кизыл-Арват. Оставив слева хребты Большой и Малый Балхан, свернули на юг. Дальше путь лежал через Мисрианскую равнину, которая представляет собой совершенно безводную глинистую пустыню. До Мадау предстояло ехать около 100 километров.

Не доехав до этого поселка километров 25, мы остановились на ночлег у руин средневекового города Мешед-и-Мисриан (другое его название – Дахистан). Внутри двойного ряда городских стен с башнями, сложенными из оплывшего сырцового кирпича, стоят два минарета, выстроенные из кирпича обожженого. На одном, высотой метров в 20, видны еще пояса голубой керамики с текстами на арабском языке. Остатки цветной мозаики и резного орнамента сохранились к тому времени и на портале мечети между минаретами[265].

Картина выглядела весьма впечатляюще, особенно на закате и при восходе солнца. И все было бы хорошо, если бы не одно неприятное обстоятельство. Примерно на половине высоты одного из минаретов по всему его периметру тянулась широкая выбоина. Она не выглядела как результат разрушения от естественных причин. Скорее, было похоже на то, что памятник сознательно стремились разрушить, например, стрельбой в него из тяжелых орудий. Напрашивалась мысль, что таким образом развлекались наши доблестные зеленые человечки. Несколько выбоин такого же характера зияли в стене второго минарета[266]. Тут я вспомнил разговор двух офицеров, который мне пришлось слышать в поезде Кушка-Москва. Веселясь, они вспоминали, как угробили танк, гоняясь на нем за антилопами джейранами в заповеднике Бадхыз.

В Мадау, куда мы приехали следующим утром, местные жители наперебой указывали нам направление к Мешедским пескам. Но, потеряв часа два с половиной на поиски, мы так и не нашли ничего похожего на описанное в статье Ананьевой и Атаева.

Проехав еще около 70 километров, оказались в месте впадения реки Сумбар в Атрек, по которому проходила граница между тогдашним СССР и Ираном.

Отсюда дорога в Кара-Калу шла на северо-восток по террасе правого берега Сумбара. Дорога идет по ровной глинистой пустыне с редкими кустиками полыни, а в стороне от нее виднеются гряды безжизненных холмов, напоминающих своим видом лунные горы Пархая.

Внезапно слышим крик Иры, сидящей впереди рядом с Таганом. Она требует немедленно остановить машину. Выскакиваем и кидаемся скопом ловить крупную ящерицу, которая, спасаясь от преследования, забилась в неглубокую трещину в засохшей глине. Извлекаем ее оттуда и разглядываем. Это кавказская агама, но сильно отличающаяся от всех тех, которых до этого ловили в Айдере, на Пархае и в Большом Балхане. А главное, чешуи на ее хвосте собраны в тройные кольца!

Через несколько километров оказываемся в удивительном ландшафте. Высокий берег реки изборожден обильными воронками, которые глубже соединяются друг с другом в сплошную сеть пустот. Это так называемый псевдокарст. Основная порода – лессовые суглинки – вымывается потоками воды во время ливней и образует промоины в виде сети подземных коридоров. Эти структуры создают прекрасные убежища для кавказских агам, которые, как мы сразу убедились, здесь весьма многочисленны. Нескольких удалось поймать, и у большинства из них хвосты были трехкольчатыми.