Зоология и моя жизнь в ней

В январе 2011 г. Севидж-Рамбо организовала симпозиум по теме «Язык человека – сознание человека», в котором приняли участие девятнадцать специалистов разного профиля (антропологи, психологи, и языковеды разных направлений) «Затравкой» для разгоревшейся там дискуссии послужил ее отчет о проделанной работе. В тексте, в частности, было сказано: «Когда человек начинает жить в составе группы обезьян и принимает участие в выращивании их потомства, появляется почва для активации различных факторов эпигенетического[320] развития детенышей… К примеру, сегодня уже известно, что у людей ожидания и вера могут воздействовать на активность генов. В тех измененных условиях, которые окружают наших бонобо, варианты онтогенетических траекторий детенышей определенно имеют тенденцию уклоняться в сторону существующих у людей. В отличие от матери-обезьяны, мать ребенка транслирует ему свои намерения лингвистически. В силу этого намерения сторон могут согласовываться. И если речь идет о детеныше обезьяны, у него возникает некая мотивация настроя на понимание транслируемого ему коммуникативного сообщения».

«Оставаясь представителями вида бонобо, – продолжает она, – Канзи и его родичи приобрели тот сорт языка, который (за вычетом тех главных компонент, которые им еще предстоит усвоить) есть язык человека в вашем и моем употреблении и понимании. Таким образом, хотя биологически они остаются обезьянами, их сознание начинает меняться под воздействием языка, что накладывает отпечаток на их мышление и оказывает эпигенетическое влияние на последующие их поколения. Эти бонобо пробуют себя в умении сделать то или это, в музыке, в креативных лингвистических упражнениях, они имеют за плечами собственное автобиографическое прошлое и думают о будущем. Сегодня они не делают всего этого с тем совершенством, которое свойственно людям, но будут пытаться сделать так, если представится возможность».

В ходе симпозиума взгляды Севидж-Рамбо и ее интерпретации поведения обезьян подверглись уничтожающей критике. Так, Т. Гивон из Института когнитивных наук (Университет штата Орегон) заявил: «Утверждение, “сорт языка, приобретенного Канзи и ему подобными, демонстрирует все главные особенности языка человека” – это результат сильного расширения понятия “язык”. Разговорчивые бонобо общаются главным образом при помощи однословного лексического пиджина[321], характерного для годовалых детей. Присутствие грамматики в нем незначительно, так же как и словаря абстрактных понятий, которые представляют собой ключевую предпосылку ее генезиса. Эти обезьяны могут отвечать на вопросы ответами декларативного характера, но их спонтанная коммуникация с людьми остается всецело манипулятивной, то есть направленной на удовлетворение собственных желаний. Точно также, хотя они могут помнить события прошлого и вообразить себе будущее, их коммуникация остается в целом в рамках происходящего здесь и сейчас, между мной и тобой, с учетом того и этого, что находится в поле зрения в данный момент»[322].

Еще резче высказалась Хейди Лин (соавтор одной из статей с участием Севидж-Рамбо). «Нет, – говорит она, – ни Канзи, ни Панбаниша (как и другие обезьяны, обучаемые языку) не могли бы участвовать в этом форуме. Эти обезьяны не в состоянии использовать язык даже в той степени, как это делают дети в возрасте двух с половиной лет. А ведь именно эта стадия в развитии языка ребенка обычно приводится для сравнения с лингвистическими успехами бонобо.

Разумеется, к этому не способны ни собака, ни дельфин, ни золотая рыбка. Ясно, что бонобо не эквивалентен этим животным в своих лингвистических способностях, но, строго говоря, никто из них не “обладает языком”».

Об исторических преобразованиях взглядов на коммуникацию у животных

Этим вопросам посвящены первые две главы моей книги, о которой идет речь. Изучение коммуникации у животных охватывает период длительностью около 80 лет. Основы этого направления исследований были заложены в момент становления так называемой классической этологии, ядром которой следует считать этологическую теорию инстинкта Конрада Лоренца. На протяжении последующих десятилетий взгляды на сущность коммуникации у животных не раз претерпевали значительные изменения, обязанные приверженностью той или иной группы исследователей к неодинаковым познавательным и методологическим установкам. Характер последних, в свою очередь, определялся общим научным климатом сменяющих друг друга этапов в развитии биологии и других так или иначе связанных с ней дисциплин.