Зоология и моя жизнь в ней

Сама лексика, господствующая в такого рода публикациях («честная коммуникация», «обман» и т. д.), очевидным образом свидетельствует об их антроморфической направленности. Психологи, которые наряду с философами и лингвистами также активно включились в последние десятилетия в обсуждение проблем эволюции коммуникативного поведения животных, находятся в плену созданной первыми и господствующей сегодня парадигмы, именуемой «когнитивной революцией». Ее суть изложена в программной, хотя и мало убедительной заметке под многозначительным названием «Почему животные когнитивны?»[324] (да простит мне читатель буквальный перевод, необходимый для точной передачи всей нелепости поставленного вопроса). Ее авторы пишут: «Вообще говоря, подход на почве когнитивизма дает единственную возможность оперировать научными методами со всеми теми способностями животных, которые определяют их лабильные и изощренные формы поведения. [Эти последние] могут оказаться более широко распространенными, чем это часто выглядит с нашей, по необходимости антропоцентричной позиции» (курсив мой. – Е.П.).

Суть парадигмы состоит в отказе от следования правилу Ллойда Моргана, сформулированного в 1903 г. Оно по своей значимости в науках о поведении равносильно общему методологическому принципу бритвы Оккама и может рассматриваться как его частное приложение. Рекомендация гласит: «Ни в коем случае не следует интерпретировать действие как результат проявления более высоких психических способностей; если есть возможность объяснить его как проявление способностей, отвечающих более низкой психологической шкале.

Любопытно видеть, с каким пренебрежением авторы цитированной статьи относятся ко всему, сделанному за предыдущие два этапа развития наук о поведении животных. Они пишут: «Таким образом, рассмотрение животных в качестве когнитивных систем не следует ограничить только лишь феноменами лабильного поведения, напоминающего наше с вами, оставив объяснения поведения более простых организмов как обязанное попросту врожденным механизмам либо научению посредством ассоциаций» (курсив мой. – Е.П.).

Переход на рубеже 1960-х и 1970-х гг. с рельсов полевой и экспериментальной этологии к формальным построениям социобиологии привел научное сообщество к совершенно ложному представлению о том, что с приходом этих воззрений эволюционная биология стала наукой не о животных, а о генах. Так современное ее состояние преподносят широкому читателю популяризаторы науки[325]. Результатом когнитивной революции стало то, что теперь со страниц научных журналов на нас смотрят бактерии-альтруисты, муравьи, умеющие считать, и киты, рифмующие свои песни для лучшего их запоминания[326]. Таков, увы, мейнстрим в той сфере науки, которую еще по привычке именуют «этологией», но с которой все это не имеет ничего общего.

«Эволюция диалога» [327]

В предыдущих абзацах акцент был сделан на деятельности тех, кто придерживается стратегии паука, как ее понимал Ф. Бэкон. Придумаем, не выходя из кабинета, теорию, а проверка ее истинности – уже не наше дело! И в самом деле, такого рода умозрительные построения тем сильнее привлекают к себе внимание рядовых ученых и читающей публики, чем они экстравагантнее и потому выглядят, соответственно, как очередная научная сенсация. Такова, к примеру, «теория гандикапа», о которой речь пойдет в следующем разделе этой главы.

Крупный философ науки Пол Фейерабенд писал следующее о подобных «теориях», которые быстро завоевывают всеобщее внимание и доверие: факт подобного успеха «…ни в какой мере нельзя рассматривать как знак ее истинности или соответствия происходящему в природе… Возникает подозрение, что подобный, не внушающий доверия, успех превратит теорию в жесткую идеологию вскоре после того, как эти идеи распространятся за пределы их начальных положений»[328].

Другой выдающийся философ и методолог, Карл Поппер утверждает: «Нетрудно получить подтверждение почти любой теории, если есть намерение подтвердить ее. Подтверждения должны считаться таковыми только в том случае, если они получены из предсказаний, которые неочевидны, то есть не предусмотрены данной теорией… Теория, которую не удается опровергнуть какими-либо аргументами, не может рассматриваться как научная. Неопровержимость теории есть не достоинство теории (как часто думают), но наоборот… Некоторые теории, которые реально поддаются тестированию, оказываются ложными. При этом часть ее приверженцев продолжает поддерживать теорию…». И далее: «Каждый истинный тест для проверки теории – это попытка отвергнуть (фальсифицировать) ее» (курсив мой. – Е.П.)[329].

К сожалению, то, что мы видим в действительности, мало соответствует этой последней рекомендации. Как раз наоборот, после появления каждой сенсационного гипотезы целая армия исследователей направляет все свои усилия на то, чтобы подтвердить ее во что бы то ни стало.