С моей точки зрения, ход событий удобно подразделить на следующие три основных этапа. 1. Нащупывание пути (описания качественного характера); 2. Интенсивные эмпирические исследования количественного характера; 3. Отвлеченное теоретизирование, потеря реальных ориентиров. О переходе от этапа 1 к этапу 2 многое было сказано мной в книге «механизмы коммуникации у птиц», вышедшей 34 года назад. В той, о которой идет речь сейчас, наиболее важной, на мой взгляд, является обсуждение сути современного состояния представлений о сигнальном поведении животных на этапе 3.
Я вижу основную тенденцию происходящего в последние пять десятилетий в утрате интереса к тому, что реально происходит в природе. Начало этому было положено интервенцией в область поведенческих наук кабинетных теоретиков, стоявших на позициях генетического редукционизма. На протяжении 1970-х гг. литература по проблемам поведения животных оказалась наводненной надуманными схемами алгебраического характера (альтруизм, реципрокный альтруизм, итоговая приспособленность, отбор родичей и многое другое) и моделями (типа «стабильной эволюционной стратегии»)[323]
, которые, с точки зрения мыслящего натуралиста, невозможно, при всем желании, сопоставить с чем-либо, реально происходящим в природе.Около 20 лет назад видный этолог Р. Прум писал: «С середины 1960-х годов в сравнительных биологических дисциплинах произошла революция в методах реконструкции филогенеза путем выдвижения гипотез относительно хода эволюции. Помимо таксономии и филогенетической систематики, эти подходы нашли применение в биогеографии, функциональной и эволюционной морфо логии. Однако за тот же период интерес к этологическому подходу, выдвинутому Лоренцом, Тинбергеном и их последователями, увял под напором адаптационизма, социобиологии и нейробиологических перспектив в сфере эволюции поведения».
В результате в последние десятилетия эмпирические исследования, направленные на поиски реальных механизмов организации коммуникативного процесса, оказались погребенными под лавиной отвлеченных, умозрительных спекуляций наивно адаптационистского толка. Суть этих рассуждений сводится к тому, каким образом сигнальное поведение особи может способствовать повышению ее приспособленности или, напротив, снижать ее. А коль скоро коммуникативное поведение рассматривается как
Я вижу причину такого рода изменений в общей направленности взглядов в этой области знаний за последние 20–30 лет в резком изменении контингента лиц, считающих себя причастными к обсуждаемому вопросу. Если раньше это была сфера интереса зоологов, занятых конкретными этологическими изысканиями, то на протяжении рассматриваемого периода инициатива перешла здесь в руки тех, для кого животные ни в какой мере не являются непосредственным объектом исследований. Таким образом, свои знания они могут получить только из вторых рук (учебники этологии) или из третьих – через околонаучную популярную литературу.
В этом не было бы особенной беды, если бы процессы коммуникации у животных не представляли бы собой тонкой материи, проникновение в которую попросту
Позже, в 1980-1990-е гг., с началом возрождения интереса к возникновению языка, тема сигнального поведения животных привлекла к себе внимание лингвистов, психологов и философов. Понятно, что при отсутствии у них какого-либо собственного опыта работы в этой сфере, их представления не могли сформироваться иначе, как под влиянием тех обрисованных выше абстрактных схем, которые стали доминирующими в предшествующие два десятилетия. Опираясь на них, о сигналах животных рассуждают философы лингвисты и антропологи. О направлении их изысканий можно судить по названиям некоторых их публикаций, таких, например, как «Корректное применение теории сигнализации животных к коммуникации людей».