Зорге

Он боялся, что его семья будет подвергнута остракизму, и во многом был прав (и сегодня наследники Одзаки – единственные, кто отказывается общаться с исследователями по «делу Зорге»). Друг Хоцуми – Мацумото Синъити предупреждал его жену: «Сейчас все меньше людей будет приходить сюда к вам… В конце концов останутся только те, кто разделяет идеи Одзаки. Это неизбежно. Будьте готовы к этому»[622]. Тем более удивительно, что общество отнеслось к семье арестованного довольно мягко. Находясь в тюрьме, заключенный узнал, что его дом посетил учитель дочки из ее школы, пообещавший, что отношение к ребенку в стенах учебного заведения не претерпит никаких изменений.

Когда же начался суд, волнения нахлынули с новой силой: «Прокурор Хирамацу потребовал для меня в своей речи смертного приговора. Я ожидал этого и все-таки на какое-то мгновение растерялся, но тут же овладел собой… До сегодняшнего утра я чувствовал себя спокойно. Одно только невыносимо для меня – это мысль об ударе для Эйко и Ёко. Но все же Эйко, блестяще вынесшая столько страданий с самого начала этого дела, должна суметь справиться и с этим ударом. Я молюсь об этом. Вынесение приговора ожидается 29-го (сентября 1942 года. – А. К.). Будь спокойна и с надеждой жди этого дня, ведь во взглядах прокурора и судей все же есть разница…»[623]

По мере приближения рокового дня переживания Одзаки становились все сильнее, а надежда на благосклонность судей слабела с каждым днем: «Послезавтра день вынесения приговора. Когда вы получите это письмо, судьба моя, я думаю, будет уже решена. Поэтому откровенно расскажу вам о моем душевном состоянии… Чтобы не беспокоилась Эйко, я обычно говорил вам: верьте в здравый смысл председателя суда. Но сейчас, я думаю, наступило время, когда действует что-то иное, нежели здравый смысл. Короче говоря, мое положение сейчас безнадежно. Я вполне подготовлен к наихудшему…

Смерть, однако, не имеет уже столь большого значения. Особенно сейчас, когда происходит всемирная бойня рода человеческого, в результате которой уже погибли свыше 10 миллионов человек. И сейчас ежедневно гибнут тысячи людей. Я дожил до 43 лет и провел их вместе с Эйко и Ёко. А ведь возможно, что мы могли расстаться несколько лет тому назад.

Во всяком случае, если я должен буду умереть, то встречу смерть с достоинством…

Может, вы подумаете, что я, говоря о своем положении, только и знаю, что бравирую своим спокойным состоянием духа? Но это не так. Это совсем не так! Я думаю, что именно сейчас настало время, когда Ёко сможет понять, почему должен был умереть ее отец»[624].

Одзаки был первым, кого в Японии приговорили к смерти за шпионаж. Он имел полное право надеяться на тюремное заключение, тем более что его адвокат подал апелляцию, но понимал, что это уже конец: «Сейчас я ожидаю окончательного приговора. Я достаточно хорошо осведомлен о важности законов, которые я нарушил… Выйти на улицу, жить среди друзей, даже после того, как пройдет много лет, уже невозможно и с точки зрения моей совести, и с точки зрения моих возможностей и сил… Я счастлив при мысли, что родился и умру в этой, моей, стране… Я заканчиваю писать в камере токийской тюрьмы в час, когда тучи низко висят над землей, предупреждая о надвигающейся буре»[625].

Сегодня все чаще говорят, что Одзаки был слаб и раскаялся в том, что совершил. Это неправда. Свидетельство тому – одно из последних его писем. По большому счету к нему нечего добавить: «Я хорошо знаю из писем и других источников, что мои родные гневаются на меня. Они считают, что я поступил жестоко, лишив счастья не только самого себя, но и жену и маленькую дочь. Думаю, что они по-своему правы. Ведь я сразу знал, чем все это кончится. Но я настолько был захвачен борьбой, что мало заботился о безопасности своей и своих близких. Я служил высшим интересам.

Я хочу снова повторить: “Откройте шире глаза, вглядитесь в нашу эпоху!”

Кто сумеет правильно понять веление времени, тот не станет заботиться только о личном счастье и счастье своих родных. Моя работа давала мне возможность увидеть будущее, понять его, и это было для моего сердца самым близким и самым родным. Пусть меня таким и вспоминают. Это будет лучшим надгробным словом над моей могилой. Мои последние слова прошу передать всем»[626].

Его воля была исполнена, и сегодня мы читаем это письмо с тем же волнением, что десятилетия назад читали родственники Одзаки. Спустя два года после гибели разведчика, в послевоенном 1946 году, великий Куросава Акира снял фильм, известный у нас под названием «Не сожалею о своей юности», в сюжете которого использованы фрагменты подлинной биографии Одзаки Хоцуми и название которого (а его главный герой в итоге тоже погибает) говорит само за себя.

В январе 1965 года Одзаки Хоцуми был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Указ остался необнародованным, и долгое время об этом никто не знал. По имеющимся сведениям, потомки «человека с широко открытыми глазами» до сих пор не приняли награду.