Зорге

При смене радистов в Токио Клаузену досталось незавидное наследство. Передатчик Виндта не просто никак нельзя было назвать портативным – новый радист с горечью констатировал, что «это целый завод». Еще живя в отеле «Санно» и подвергаясь в связи с этим постоянной опасности – в гостиничный номер полиции проникнуть было еще проще, чем в японское жилище, он разобрал старую машину и приступил к сборке аппарата собственной конструкции мощностью 15 Вт, которую закончил через несколько недель. Причем некоторые детали, в том числе телеграфный ключ Морзе и катушки индуктивности, он изготовил лично, используя для этого подручные материалы. Если что-то можно было купить в магазинах радиодеталей, Анна и Макс посещали и их, но не более одного раза каждый, чтобы не привлекать внимание покупками товаров двойного назначения. В итоге передатчик получился не только компактным, но и разборным на несколько относительно крупных блоков. Некоторые из них как раз и переносила Анна в платке-фуросики вместе с кормом для кур. Остальные были спрятаны на квартире Вукелича, Штайна и других членов группы, и Клаузен доставал их, прибывая на место для очередного сеанса связи. Со временем радист усовершенствовал передатчик настолько, что он стал действительно портативным и комплектующие были уже не нужны, в точках связи хранились только самые необходимые детали и тяжелые трансформаторы. Дома же у «Фрица» был оборудован тайник: «Первое время я прятал части [передатчика] в стене. В спальне, в стене имелось отверстие, сквозь которое проходила труба для печки. Я прикреплял части на веревку и спускал их в отверстие. Место было очень надежное, но неудобное, так как требовалось много времени для прятанья и вытаскивания». Позже Клаузен усовершенствовал и этот тайник, а с переездом в новый дом стал хранить рацию просто в отдельной комнате под замком[631].

Первая удачная попытка связаться с Владивостоком состоялась уже в феврале 1936 года, но еще долгое время контакт оставался неустойчивым, слабым, часть текста не удавалось услышать как по техническим причинам, так и из-за низкой дисциплины сотрудников владивостокского центра радиоприема. Этот февральский опыт оказался едва ли не единственной удачной попыткой за очень долгий период: устойчивый радиообмен был налажен лишь через год – в феврале 1937-го. Основная проблема заключалась не столько в Клаузене, работавшем много лучше своих коллег в СССР, сколько в особых условиях Японии (горная местность, частые смены погоды, тайфуны, отключение электричества в Токио и пр.), а также в радистах «Висбадена», которых «Рамзай» в одной из телеграмм в Центр прямо назвал саботажниками и потребовал расследования их бездеятельности. В архивах военной разведки сохранилась обширная переписка на эту тему Токио с Москвой, сохранившая для нас емкое определение профессиональных качеств Клаузена: «Фриц – самый лучший наш радист»[632].

Это было правдой. Сумевший построить из подручных материалов уникальный, хотя и не лишенный множества недостатков передатчик, Клаузен работал лишь в первое время по установленному графику, то есть четыре раза в неделю. По мере нарастания информации, которую необходимо было срочно отправлять в «Висбаден», он перешел на почти ежедневный эфир, а позже работал и вовсе каждый вечер или ночь. Он менял точки выхода на связь без всякой системы, то работая несколько раз подряд с одной и той же квартиры, то переезжая каждый день, что, конечно, лишало японскую службу радиопеленгации возможностей предсказать место очередного радиосеанса, но в значительной степени становилось игрой в «русскую рулетку» с контрразведкой. Передатчик он то сам носил в чемодане, то заранее переправлял в условленное место с Анной или Вукеличем, а отправляясь на сеанс, в отличие от Виктора Зайцева, менял свою машину на такси, пересаживался из одного в другое, запутывая, по возможности, следы. Во время работы, пока Клаузен сидел в наушниках, хозяин или хозяйка квартиры вели наблюдение за подходами к дому, готовые предупредить радиста об опасности.