Зори земли

Ровно в четыре часа поутру,

          ровно в четыре часа

Уши раковин ловят

          смутные голоса.

А рыбаки вперевалку

          топают под обрыв,

Раскачивают баркасы,

          выталкивают в залив.

Ровно в четыре часа поутру,

          ровно в четыре часа,

Поворачиваясь, уходят

          пристань, берег, коса.

Белые вороны моря,

          чайки, крылами стуча,

С поджатыми красными лапками

          проносятся мимо, крича.

Пенится, колобродит,

          в страхе бежит от винта

Вывернутая изнанкой

          сиреневая вода.

Море, высвежи голову,

          выслези, вымой взор!

Мерно работает сердце,

          мерно стучит мотор.

Ноги поджав, как Будда,

          сидит на руле старик.

Крутая, крепкая шея,

          зубы, усы, башлык.

Хитрый старик, без улова

          он не приходит домой.

Не то чтобы приворот, слово —

          с морем язык другой.

Он знает его коварство,

          мелей и ветров секрет,

И море, как государство,

          платит за выслугу лет.

На горизонте в тумане

          густеет солнечный сок.

Так на свету сквозь яичко

          просвечивает желток.

Брызнуло солнце по краю

          овечьих, курчавых чащоб.

Словно подбросила жница

          рыжей пшеницы сноп.

Берег в кайме зеленой,

          белые города.

Разом поголубела

          сиреневая вода!

Но вот вырастает над морем

          рыбий загон-ставник.

— А ну-ка на весла наваливайся! —

          приказывает старик. —

А ну-ка, на весла, а ну-ка,

          баркас от воды отрывай! —

Железные панцири мидий

          всосались в дерево свай.

Меж сваями тихо проходим.

          Весла в руках и крюки.

Как статуи ожидания, замерли рыбаки.

Пружиня широкие шеи,

          сверкающие, как медь,

Упругими перехватами

          двое выводят сеть.

Крюками табанят эти,

          пена бежит по волнам,

Чтоб рыба ложилась на сети

          и смирно лежала там.

Чтоб рыба ложилась на спину,

          ложилась и ни гугу!

Клубится густая пена,

          подобная молоку.

А мы? Мы гребем сачками.

          Гребем, выгребая груз

Белесого, тряского стада

          набухших водою медуз.

Чтоб сети не оборва́ло,

          рывками гребем и гребем,

Медуз водяное сало

          мы выгребаем с трудом.

Пружиня широкие шеи,

          мерцающие, как медь,

Упругими перехватами

          двое выводят сеть.

Стойте! Забулькало море.

          Круги над водою. Кипит.

Рыба заговорила.

          Рыбина говорит!

Выныривает с наклоном

          набитая рыбой гроздь.

По рыбам ударило солнце

          и отскочило вкось.

Сыплется, сыплется рыба!

          Падает на баркас.

Бьется о дно, куражит,

          шаманит, пускается в пляс.

Горбыль на сетях огромный

          с травою на плавнике,

Как будто бы дачник сонный

          запутался в гамаке.

Крапчата барабулька.

          Небесам удивлен карась.

Ставрида и пеламида

          лежат, судьбе покорясь.

Мы рыбу перебираем,

          сидим над грудой монет,

Чеканку с чеканкой сверяем,

          иную глядим на свет.

Кот морской ядовитый

          машет крысиным хвостом,

Махать прекращает немедленно,

          раздавленный каблуком.

В воздухе промелькнула,

          шлепнулась на волну.

Мертвая, даже рыба

          камнем идет ко дну.

Водою соленой окачены,

          прошитые по́том стократ,

Как будто морозом схвачены,

          рубахи и робы трещат.

Однако же баста. Довольно.

          Пора подкрепиться. Пора.

Мы досыта наработались.

          Мы голодны с утра.

Сыр, вино и редиска.

          Это ли не благодать?

Соль забыли. Редиску

          будем в море макать.

Славлю силу мотора.

          Славлю удар весла.

Славлю незлую мудрость

          рыбацкого ремесла.

…Большое, доброе небо.

          Поскрипывает баркас.

Тысячелетнее море

          в люльке качает нас.

Туристы

Я с теми согласен, не споря,

Кто любит походный костёр,

Кто в горы уходит от моря,

Кто к морю спускается с гор.

Крутая тропинка не любит

Опущенных низко голов.

А лес — он тебя не погубит —

Учись прямоте у стволов!

Как воду, ты пей этот росный,

Пропитанный смолами воздух,

Где держат высокие сосны

Сухие и легкие гнезда.

…Сквозь чащи, аулами снова

Мелькает дороги петля.

Земля здесь, как люди, сурова,

А люди щедры, как земля.

Но вот уже Верхние Латы —

Сванетия вся за спиной.

И море встает у заката

Великой китайской стеной.

Разбиты палатки под кедром,

Разбиты над белой водой.

Стреляют палатки под ветром,

И гнутся брезенты дугой.

А утром палатки забыты.

Затоптан костер до конца.

К зеленым подножьям Колхиды

Сойдете с хребта, как с крыльца.

Расстанетесь здесь торопливо,

Раздав адреса свои наспех.

…И вот пароход над заливом

Прохладной громадой, как айсберг.

Скрипучим подниметесь трапом.

А якорь ползет по отвесу

Мокрым коричневым крабом,

Железом гремя по железу.

Да здравствуют все перелески,

Покрытые мохом, как мехом!

И моря соленые всплески,

И всплески свободного смеха!

Орлиный язык

Глубокий вздох на перевале.

Долины изумрудной даль,

Орла парящего спираль,

Тропы орлиные спирали.

Туманы и хребтов предплечья.

Здесь дух рождения миров,

Здесь рядом с клекотом орлов

Я слышу клекот сванской речи.

Здесь небо не годится в судьи.

В непревзойденной чистоте,

На параллельной высоте

Они живут — орлы и люди.

У них неоспоримо право

Глядеть в долины сверху вниз.

Через дымящийся карниз

Летит светящаяся лава.

Какие ж надобны усилья,

Чтоб жить от пропастей на пядь?

Вес человека как понять?

Он весь приходится на крылья!

Дрозд

Над развалиной беседки

Ветка яблони, и дрозд

Песенку поет на ветке,

Только вздрагивает хвост.

Заливается пичуга,

Разрывается живьем.

И откуда столько звука

В горле маленьком таком?

Рядом яблоко-планета,

Красногрудая звезда,

Не жестокая, не эта — ­

Та, что слушает дрозда.

И в ответ ему из чащи

Переплеск и перестук.

Водянистый и журчащий,

Сочно булькающий звук.

Я в зеленую аптеку

Окунаюсь с головой.

Дайте песен человеку,

Перемешанных с листвой!

Розовеет поднебесье,

И захватывает дух.

Я подсвистываю песне,

Я ловлю ее на слух.