Зорич

Громадный орёл, спрятав голову в ожерелье перьев, сидел, обхватив крепкими лапами толстую ветвь кряжистой, оседлавшей обрыв сосны. Прилетевший из ниоткуда ветерок дохнул цветочным ароматом и зашуршал сонной тяжестью листвы, а вырвавшееся из плена туч солнце покрыло золотистым блеском всё вокруг. Орёл открыл блеснувшие янтарём, не знающие жалости, зоркие глаза, развернув, распахнул в стороны метровые крылья, переступил кожистыми, обросшими перьями, мощными лапами истерзанный стальными когтями сук, но не взлетел. Всё, что могло насытить его, беззаботно спало, и он, свернув крылья, щёлкнув клювом, застыл истуканом.

Солнце, поднимаясь по небосводу, всё щедрее одаривало всё вокруг благодатным теплом. Проснулись, засуетились, запорхали мелкие пташки. Приветствуя светило, защёлкали, запели на разные голоса, но все разом затихли испуганно, когда огромная птица с распростёртыми крыльями метнулась вниз с высокого дерева, но несколькими трудными судорожными взмахами остановила падение и, набирая высоту, затерялась в бездонном небе.

Евгений Иванович посмотрел на часы, ритмично размахивающие маятником в углу, зевнул, подумав, выдвинул ящик стола, извлёк недочитанную вчера газету и, развернув, приготовился читать, благо в его распоряжении имелась четверть часа неслужебного времени, но насторожился, прислушавшись. После стука входной двери он услышал разговор у окна дежурного по управлению и торопливые шаги и знал, что это Корф: тот слегка приволакивал повреждённую ногу. Исидор Игнатьевич, миновав кабинет озадаченного есаула, растворив следующие, дальше по коридору, двери, справа — сыскарей, слева — экспертов, и переговорив коротко, заскрипел ступеньками на этаж, к Загоскину. Зорич, подумав, свернул, положил на место газету, подошёл к видавшему виды сейфу времён царя Гороха, отворил незапертую дверцу с вензелем фирмы, достал тяжеленный кольт, приладил портупею, застегнул пряжку ремня с кобурой и стал ждать, недолго. Хлопнула от души дверь слева, и, что-то рассерженно бормоча, на пороге появился Исидор Игнатьевич. Проговорил гневно:

— Колокольцева, чтоб её… — уставился осатанело на Зорича, но переведя дух, заговорил спокойнее: — Есаул, десять казаков — и к дому Зотова, осмотреть всё: периметр, кладовые, подвал, чердак — всё. Ты слышишь, есаул?

И, предвосхитив вопрос, коротко обронил:

— Зотова убили.

Евгений Иванович, коротко свистнув, следом за Корфом поспешил в коридор.

Ехали по двое, не торопясь. Полицейский, широко распахнув ворота, пропустил во двор. Есаул кинул беглый взгляд. Особняк большой, старой постройки, П-образный. У левого крыла — бревно коновязи. Большая, мощённая булыжником, прямо от ворот, дорожка для экипажей. К спешившимся казакам с площадки над лестницей высокого цокольного этажа поспешила группа взволнованных людей.

— Я управляющий, господин офицер, — представился, заикаясь, седоволосый, лет пятидесяти человек в незастёгнутом жилете со скомканным в руке платком. — Павловский Николай Фёдорович. Я совершенно растерян, не знаю, что делать. Приказывайте, господин офицер.

— Успокойтесь, Николай Фёдорович. Я должен до приезда экспертной группы произвести осмотр всех помещений. Без вашей помощи не обойтись. Вы поступаете, — строго сказал Евгений Иванович, — в распоряжение хорунжего.

Фрол Иванович улыбнулся краешком рта.

— По двое, осмотреть всё. Ни одной запертой двери!

— Да, да, понимаю, — вытирая платком лицо, с готовностью заговорил управляющий. — Я дам вам, господин хорунжий, людей, они помогут.

После нескольких минут ожидания есаул следом за Николаем Фёдоровичем вошёл с веранды в большой зал. Он смотрел на него в ту бессонную ночь со стороны сада. Пройдя налево, попали в большую столовую с высоким потолком, украшенным сверкавшей позолотой многорожковой люстрой и лепными изразцами. На противоположной стороне, распахнув портьеру, Николай Фёдорович толкнул вовнутрь небольшую дверь.

— Это здесь, — проговорил полушёпотом с придыханием и пропустил есаула вперёд.