Зорич

Корф через огромную дыру во внешней стене заглянул вовнутрь. На полу валялись обломки переборок, куски какой-то мебели, тряпки. Противоположная стена на протяжении двух саженей отсутствовала вообще. Виден был в проёме фальшборт той стороны и море. Сквознячком тянул бодрящий ветер, мелькали кричащие хриплыми голосами чайки.

— Свидетели есть? — повернулся Корф.

— Так точно! Кок. Он внизу.

— Позовите.

Вместе с коком поднялись наверх подъехавшие эксперты.

— Кто был на судне в момент взрыва? — Исидор Игнатьевич внимательно оглядел кока. — Что у тебя с руками?

— Порезался, когда тащил капитана. На судне нас было двое. Я внизу, в кубрике, а кэп где-то здесь. Я нашёл его у трапа наверху. Он или сам туда дошёл, или взрывом его отбросило. Я когда нашёл его, он был без сознания, у него шла кровь из носа и ушей. И ещё у него сломана рука.

— Откуда ты знаешь про перелом? — прищурился Исидор Игнатьевич.

— Фельдшер сказал.

— Ты вызывал?

— Нет, полиция.

— Ну ясно. Спасибо. Свободен.

Корф повернулся к полицейскому:

— Где капитан?

— В Свято-Николаевской, ваше благородие. Это рядом — через два квартала.

— Поедем, покажешь.

Капитана нашли в палате второго этажа в конце длинного пустынного коридора. Молоденькая сестричка открыла дверь палаты, сказала:

— Он здесь. Проходите, господа.

Повернулась и ушла.

Корф и Зорич, войдя в палату, так и остановились у порога. Пострадавший сидел на кровати. Правая его рука в гипсе была подвязана к шее. В левой была зажата ложка, которой он с аппетитом прихлёбывал из большущей миски, стоящей перед ним на стуле.

— Борщец! — потянул носом Корф. — Мы, как видно, не вовремя.

— Вы ко мне, господа? Присаживайтесь, — хрипловатым тенорком предложил пострадавший. — Я буду к вашим услугам через пару минут. Неприятное обстоятельство лишило меня обеда нынешнего дня. Но, едва придя в себя, я сразу осознал: если не подкреплюсь, то надолго застряну в этом заведении. Пошёл на поиски — и вот!

Капитан ложкой показал на стул:

— Сейчас я скушаю эту котлетку — и к вашим услугам!

Корф и есаул сели на свободную кровать и застыли в ожидании. У Евгения Ивановича блуждала на лице восхищённая улыбка, а правый ботинок Корфа дробным постукиванием выдавал настроение хозяина. Зорич с интересом разглядывал капитана. Высокий, крепкий, пышная рыжая шевелюра с апельсиновым отливом, аккуратно подстриженная каштановая бородка, глубоко спрятанные, должно быть, нечистой совестью, плутоватые глаза. «Пройдоха, — решил Зорич. — Такому палец в рот не клади!»

— Всё! — отложив ложку, доложил капитан. — Я слушаю вас, господа. Я весь к вашим услугам. И готов дать ответ на любые ваши вопросы.

— Будьте любезны! — съёрничал Исидор Игнатьевич. — Мы будем вам безмерно благодарны!

И тут же получил в ответ:

— Буду!

— Итак, — поморщился Корф, — начнём сначала. Где вы были, милостивый государь?

Зорич ухмыльнулся.

— Где вы были во время взрыва? И не будете ли вы столь любезны удовлетворить наше любопытство?

— Я был у себя, в каюте, — сбавил капитан. — Думал, видите ли, господа, что я на судне один, и решил сходить в камбуз, перехватить чего-нибудь. Вышел. Прикрыл дверь. Отошёл на несколько шагов. Тут-то и громыхнуло. Я смотрю, — к капитану вернулась уверенность, он сделал паузу, развёл руки в стороны и продолжил трагическим тоном: — Ступенька рядом, и врубился я в неё своей бедной головой.

Кэп опустил её и показал, повернув по очереди к Корфу и Зоричу, большую выстриженную плешь, залепленную пластырем.

— И всё! Отключился. Пришёл в себя уже внизу, на причале. Что там взорвалось — ума не приложу! Но очень хотелось бы узнать подробности.

— Ау самого? Никаких догадок? — настаивал Корф.

Капитан насмешливо надул губы, широко развёл руки, фыркнул и покачал головой. Но, подумав, сказал задумчиво:

— Впрочем, знаете ли, случилась одна мелочь. Уже в коридоре почудился мне стук какой-то.

— Где? Где стук? Откуда? — приподнялся Корф.

Уронив ложку, встал и капитан. Видимо, потревожив руку, скривился и сел обратно.

— Точно, год дэм! В каюте!

— Так! — Вскочив, Корф заходил по палате.

Остановился, направил палец на капитана:

— Ну-ка, вспомни, дорогуша, окно… то есть иллюминатор был открыт?

— Да я его никогда и не закрываю, душно ведь! — с воодушевлением подхватил захваченный энтузиазмом Корфа компанейский капитан.

— Послушай-ка…

Исидор Игнатьевич подошёл к кровати. Сел. Осторожно руками обхватил плечи американца.

— Ведь с утра до взрыва прошло столько часов, и не поверю я ни за что, чтобы кто-то смог просидеть столько времени в душной каюте и не тянуло его выйти наружу, прогуляться по палубе, подойти к борту, опереться на него и посмотреть направо и налево, что же там делается, чем люди живут.

— Точно! — заорал капитан. — Какого хрена он там стоит столько времени! И не раз подходил, а дважды!

— А он — это кто? — тихонько, так, будто боясь спугнуть, спросил Исидор Игнатьевич.

— Да карета дорогая, и конь такой знатный, статный! И стоял-то где?! Рядом с углевозом!