Зов из глубины веков

– Вы просто обычный плут. Для вас, как и для всех ваших врачей нет ничего божественного. Вы видите в человеке только животное, но душу человека не видите. Потому что у вас ее нет! Я пошел отсюда.

– Я не злой. Вы не правы.

Мужчина резко развернулся и быстрым шагом удалился от меня.

– Не злой, – повторил я себе вполголоса.

С грустью я вернулся к дому Германа. Я пристроился на небольшой доске, закрепленной к бревнам у сарая. Облокотившись об угол, задумчиво и неподвижно я сидел, огорченный тем, что произошло. Но я нисколько не сомневался в своей правоте и в том, как я повел себя в этой ситуации. Я думал, что расскажу Герману об этом случае и он точно поддержит меня, потому что теперь мы были с ним как два верных союзника. По крайней мере, я так полагал сам.

Я даже не заметил того, как меня одолела чудная греза. На берегу озера я увидел прекрасную девушку, в которую был влюблен в юности. Это была та самая первая любовь. Как же я восхищался ею в этом видении. Ее упоительная красота прельщала меня с невероятной силой. Она была полностью окутана лучами солнца, которые делали ее белоснежную тунику ослепительно яркой. Девушка стояла с высоко поднятой головой и улыбалась мне, говоря тем самым, как она рада видеть меня снова. Между нами сохранялось это таинственное очарование, которое свойственно влюбленным. Что за странная смущенность? Может, в этом и есть загадка любви. Испытывая трепет друг перед другом, влюбленные снова и снова жаждут прикосновений взглядами, чтобы в молчании и невинном стыде насладиться приливом теплых нежных чувств.

Я пришел в себя. Может, жизнь в монастыре освободила во мне такие сны. Сон показался мне очень коротким, а когда я открыл глаза, то, к моему изумлению, передо мной стоял непонятно откуда взявшийся деревянный мольберт облегченной конструкции.

Оглянувшись, я увидел у дверей дома сумку, из которой выставлялся край грунтованного холста для живописи.

В недоумении я встал и подошел к дому. В это время дверь открылась и я увидел Германа в кухонном фартуке и с поварешкой в руках.

– Альберт! – вскрикнул с радостью он. – Наконец, вы вернулись к жизни после своего пребывания в мире сновидений.

– А что все это значит? Мольберт, холст. Для чего все это?

– Давайте сначала занесем вещи в дом. Сейчас начнется дождь.

– Хорошо.

Мы отнесли мольберт и сумку в дом, как раз тогда, когда издали грозно простирались первые раскаты грома.

Управившись с вещами, мы зашли на кухню, где полным ходом проходил процесс готовки. Густой пар поднимался из каждой кастрюли, всюду что-то варилось и жарилось.

– Я готовлю нам вкусный ужин, – начал говорить Герман, пристроившись у кухонного стола и взяв в руку большой нож. – Это перепел. Я его разделал недавно и ждал подходящего случая. Вот увидите, вам понравится. Перепел с картофелем под чудесным домашним соусом. Это просто объедение.

– Спасибо. С удовольствием попробую ваше блюдо.

– А рыбу, которую мы с вами наловили вчера будем готовить завтра. Она пока заморожена. Я знаю отличный рецепт, как приготовить язя.

– Хорошо. Как скажете.

– Как у вас настроение? Вы выглядите уставшим.

– Это после сна. А что на счет мольберта?

– А. Это мой подарок вам.

– Подарок? Вы серьезно? Зачем?

– Ну вы же художник.

– Вы же знаете, что я уже не занимаюсь этим.

– Да. Я это знаю. Я хотел попросить вас об одном одолжении.

– Каком одолжении?

Герман резко повернулся к газовой плите и убавил силу огня конфорки. Тут же он достал крупную вычищенную морковь и принялся нарезать ее тонкими частями.

– Я хочу, чтобы вы написали мой портрет, – произнес Герман вполголоса, словно боясь, что его подслушивают.

– Портрет? – с удивлением переспросил я и сел на стул. – В самом деле?

– Абсолютно верно.

– Для чего вам нужен портрет?

Герман подошел к холодильнику и достал из него бутылку красного вина. Он выставил ее прямо перед моими глазами.

– Давайте выпьем вина. Я взял несколько бутылок изысканного красного полусладкого. Пока Инна в отъезде мы можем устроить знатную вечеринку.

Глядя на все это, у меня промелькнула мысль, что старик точно свихнулся.

– Вечеринку? – уточнил я, приоткрыв рот.

– Да. Это же весело! – с серьезностью продолжил он.

– Герман, что вас надоумило на это?

– Мы же не в монастыре. Это нисколько не кощунство. Я просто хочу отдохнуть от Инны, если честно.

– Отдохнуть?

– Да. Она слишком во всем правильная и требует непрестанно соблюдать порядок. Мы практически никогда не пьем вино.

Герман с торжественностью разлил вино по бокалам.

– Так для чего вам портрет?

– Подарок для Инны. Вы сможете сделать его за две недели?

Задумчиво я всмотрелся в бокал с вином, предвидя, какие последствия ожидают меня после приема напитка.

– Нет. Сомневаюсь.

Герман хитро улыбнулся, прищурив свой левый глаз.

– Я заплачу, – сказал он, похлопав меня по плечу.

– Сколько? – с иронией спросил я.

– Заплачу, сколько скажите. Это важно Альберт. Поверьте, я не из праздности прошу сделать это.

– А для чего? Почему вы не нашли профессионального художника-портретиста?