Зов из глубины веков

После приезда Инны я сразу же захотел уехать на время домой, так как чувствовал, что могу стать помехой в этой непростой семейной ситуации. Но Герман настоял на том, чтобы я остался у них еще на некоторое время. Я согласился, так как считал Германа очень близким человеком, которому не мог отказать в подобной просьбе. Он сообщил мне, что намеревается сказать Инне об ухудшении своего состояния, после чего они отправятся в больницу на обследование.

Герман спрятал готовый портрет в надежном месте в кладовой, где Инна не могла его найти. Я до сих пор не мог поверить, что согласился на его предложение вручить портрет Инне после его смерти. Словно он заочно себя похоронил, дав мне это указание еще до приближения смерти. Я не знал, как мне отнестись к этому правильно. Но отказать ему я не смог. Возможно, болезнь каким-то образом послала ему предчувствие неминуемого конца. По крайней мере, он мне об этом ничего не сказал, но был тверд в том, что я должен был исполнить задуманное им. Его болезнь прогрессировала и остановить ее было невозможно. Теперь я хорошо знал, какие душевные муки скрывались за фасадом веселого непринужденного общения Инны и Германа.

Как выяснилось позже вечером за ужином единственным доводом Киры не возвращаться с Инной было то, что на взгляд дочери мать никогда не любила ее по-настоящему, поэтому с легкостью отпустила жить к отцу.

Инна была полностью разбита от этого ложного вывода дочери. Она поняла, что совершила большую ошибку в воспитании Киры. Не потому, что отпустила ее к отцу, но потому, что не могла больше уделять ей время и влиять на нее положительным образом. Такие отношения между матерью и дочерью привели их к тупику в понимании друг друга. Мне было грустно наблюдать за этой семейной драмой.

На следующий день Инна приготовила нам вкусный обед. Она захотела отвлечься от всего случившегося и с раннего утра затеяла на кухне шумную готовку. Сейчас Герман опасался даже намекать ей о том, что его самочувствие ухудшилось. Видя, как она и так сломлена морально он жалел ее и не признавался. Все утро он заходил к ней на кухню и снова уходил к себе в комнату, чтобы отдохнуть.

Наконец стол в гостиной был накрыт и мы принялись за обед.

– Что вы такие грустные? – начала говорить Инна, стараясь быть милой и улыбчивой. – Давайте не будем думать о негативном. Пожалуйста.

Я взглянул с вниманием на Инну, а потом на Германа.

Герман понимающе кивнул Инне головой и взял в руки столовые приборы.

– Инна у нас есть повод грустить, – произнес внезапно Герман, разжевывая со смаком кусочек говядины в томатном соусе.

– Из-за чего грустить? – спросила Инна с настороженностью.

– Когда мы рыбачили с Альбертом в последний раз я потерял удочку. Рыба ее утащила. Ты представляешь?

– Как это могло произойти? – спросила Инна, засмеявшись.

– Все очень просто, – ответил Герман с задором. – Мы как всегда сидели с Альбертом в лодке и проголодались. Я достал бутерброды, а удочку небрежно оставил на борту лодки. Пока мы ели, по всей видимости, клюнула какая-то огромная рыба и в один миг утащила мое удилище.

– Вы ее выловили обратно? – спросила Инна, продолжая смеяться.

– Я достал удочку, – продолжил Герман. – Но при этом мы чуть не перевернулись, пока я пытался ее выловить.

– Значит, вы тут не теряли зря время пока меня не было, – заключила Инна, похлопав Германа по плечу.

– Да. Это точно. Мы развлекались как могли, – ответил Герман, пытаясь любыми способами отвлечь ее. – Один раз даже устроили знатную вечеринку.

– Вечеринку? Что это значит Альберт?

– Герман просто приготовил вкусный ужин. Мы ели перепела. Я никогда не пробовал подобных блюд, – сказал я быстро, увильнув от признания в том, что мы пили вино.

– Вот оно что. Вы знаете за границей я тоже провела время довольно весело, – проговорила Инна с увлеченностью. – Если не брать в расчет отрицательный эмоциональный эпизод с Кирой, конечно. А так в Польше удивительно доброжелательные люди. Я познакомилась там с одной семейной парой в гостинице. Вы не поверите. Почти каждый день они просто так дарили мне чудесные сувениры, которые они сами производят в Варшаве. Мелочь, но это было так мило.

– Это те безделушки, которые ты выставила на тумбочке в спальне?

– Да. Мне особенно понравилось то, что многие поляки не слишком развязные, как другие европейцы.

– Каждая нация отличается своим аутентичным своеобразием, – начал говорить Герман со свойственным ему энтузиазмом. – Англичане вот часто очень педантичные и расчетливо рациональные, как и американцы. Прагматичность это все же очень важное качество человека и нации, вообще. Русские никогда особо не отличались этим качеством, поэтому сейчас наше молодое поколение, к сожалению, часто американизируется, теряя свою самоидентификацию. Русские сильны духовной культурой и традициями, что молодежь не всегда впитывает в себя.

– Между прочим, – добавил я, – меня всегда удивляло то, что раньше у англичан сословие слуг было очень элитарным по своим нравам.