– О да. Англичане всегда оставались джентльменами, даже когда имели подчиненное положение в обществе, находясь на службе у аристократии. А если взять наших крепостных мужиков, то тут и до духовной культуры очень далеко. Наверное, поэтому сейчас многие наши люди внимательно следят за состоянием богачей, кто из них насколько разбогател. А если стал богачом сам, то возникает непреодолимое желание всем показать, что у тебя полные карманы, набитые деньгами. Роскошь в нашем обществе всегда развращает нравы, как и бедность.
Остановившись, Герман взглянул на Инну, которая прикрыла свои глаза ладонью.
– Инна что с тобой?
– Да так, – ответила тихо она. – Вспомнила Киру. Вы мужчины, конечно, любите подискутировать. А Кира была так чувствительна все то время, когда я была с ней. Бедная совсем потерялась. Она влюбилась в такого вот современного джентльмена, которого вы описываете. Он остался полностью равнодушен к ней. После этого она и возненавидела мир. И даже я для нее теперь чужая.
– Это, конечно, печально, – произнес Герман, взяв Инну за руку.
– Но еще печальнее то, что она решила больше никогда не иметь дел с мужчинами. Сказала даже, что хочет жить одна. Глупышка даже заговорила о том, что попробует себя в нетрадиционных сексуальных отношениях.
– Ба! Ну это же Европа, – сказал Герман с язвительностью. – У них там это совершенно нормально. Не знаю хорошо это или плохо, когда такая вседозволенность оказывает непосредственное влияние на ментальность молодежи.
– Геша это плохо. Да. Там много гомосексуалистов, которые чувствуют себя свободными и их никто не притесняет. Но молодые люди должны жить нормальными семейными ценностями.
– Конечно, ты права. Но сейчас уже трудно изменить реальное положение дел. И осуждать это в современном мире, менторски исправляя человека, тоже не совсем правильно. Осуждения требует развратное разлагающее поведение, но от сексуальности как таковой никому не отделаться просто одним лишь отрицанием.
– Герман хватит перемывать косточки всем подряд. Больше всех понять себя сейчас нужно Кире. Перед самым отъездом я как раз записала ее на прием к психотерапевту. Быстро навела справки и узнала, какой там самый лучший. Надеюсь, она попробует разобраться в себе. По крайней мере, меня она даже не захотела слушать. Такая вот дочь. Хорошо, что она сама признала, что совершила большую глупость.
– Это замечательно, что она будет общаться с психотерапевтом – сказал радостно Герман. – Она должна найти себя. Я не верю, что Кира сознательно пошла на это. Она находилась в порыве отчаяния и страха, поэтому решилась на такой поступок. Совсем юная девочка…
– Надеюсь, все так и есть. Давайте обедать, а то остывает. Альберт, как вам говядина?
– Отменно Инна, – проговорил я с восторженностью, стараясь разрядить напряженную обстановку. – Герман готовил перепела не так вкусно, как вы приготовили это блюдо.
– Вот это да, – запричитал с ироничностью Герман. – Вот это честность. Таких людей Альберт я очень ценю. Кто прямо говорит, что им что-то не нравится.
В этот момент зазвонил домашний телефон, который находился рядом со стулом Инны. Она машинально взяла трубку в руку. В один миг ее настроение переменилось. По телефону она сказала, что перезвонит, после чего убрала телефон на место.
– Герман, в чем дело? Это звонил твой лечащий врач. Она спрашивала о твоем самочувствии.
Герман раздосадовано опустил голову.
– Да, – начал говорить он грустным голосом. – Мне стало хуже Инюша. Я звонил ей и сообщил об этом. Она сказала, что нужно обследоваться.
– Ты звонил ей? – спросила Инна в недоумении. – А я? Почему мне ты ничего не сказал?
– Ты же понимаешь. Этот случай с Кирой. Я просто не хотел тебе сразу об этом говорить. Ухудшение произошло только несколько дней назад.
– Как же это подло с твоей стороны, после всего того, что я сделала для тебя, – вспылив, проговорила Инна и быстро вышла из гостиной.
Чуть позже мы с Германом убрали все со стола, и, сыграв несколько партий в шахматы, решили отдыхать. Инна не выходила из спальни все это время.
Пролежав в раздумьях на диване несколько часов, когда я уже начал засыпать, то услышал на кухне плач Инны.
Она сидела за столом с чашкой чая. У нее были заплаканные глаза. Увидев меня, она закрыла лицо руками.
– Как вы? – спросил я, глядя с сочувствием на нее.
– Плохо, – ответила она, открыв лицо. – Очень плохо Альберт.
– Да. Знаю. Я сам оказался в полной растерянности, когда он сказал мне о болезни.
– Я так боюсь этого. До ужаса боюсь остаться одна, хоть он и говорит мне, что я справлюсь. Я уже смирилась с тем, что эта болезнь неизбежно его убъет. Но не могу справиться с этим страхом остаться одной.
– Я понимаю. Нужно надеяться на лучшее.
– Нет. Надежды никакой нет…
Молча, с тоской я отвел взгляд в сторону.
– Как он?
– Завтра мы уезжаем в город. Необходимо снова пройти обследование. Возможно он останется в клинике.
– Ясно.
– Герман сказал, что вы должны поехать с нами. Он очень хочет этого. В случае чего вы можете потом уехать домой.
– Я так и сделаю.