Зов из глубины веков

– Об этом и речь. И если наше сознание с его естественными функциями это продукт химических реакций, то в наших представлениях, уходящих корнями в символы и образы психики, мы давно научились обретать идеальную свободу от этой материальной основы. Свободу в трансценденции, где для нас существует мир универсальных представлений, которые обусловлены не гормонами, а нашей же индивидуальной разносторонностью и гибкостью интеллекта, интуицией в постижении сущности вещей. Достигая этой свободы, мы уже опираемся не на слепой случай жизни, а на наш внутренний мир, на наше безграничное познание, которые освобождают нас от бремени принуждения навязываемого извне. Живя полной духовной жизнью, мы живем познанием, поэтому и наша духовность это движение в познании, когда мы поднимаемся над своими личными устремлениями и смотрим на себя со стороны как на познающего. Тогда мы уже не привязаны тотально к нашей биологии или различным ригидным предрассудкам и ограничениям, так как мы уже живем на другом уровне самосознания. И тогда и сама смерть кажется для нас совершенно обычным явлением.

– Но это нелегко Герман. Очень непросто отрешиться от всех этих личных устремлений и проблем.

– Да. В этом и состоит страдание человека, который жаждет обрести смысл жизни, найти себя и покой в своей душе. Но если мы не расширяем поле нашего сознания, то мы обречены на подчинение природному человеку. Когда мы инертны в духовном росте, когда у нас закостенелое сознание мы часто просто заложники нашей социальной ситуации, хотя и принимаем ее как само собой данное. Так мы живем одним лишь поверхностным уровнем самосознания, когда и священные религиозные символы в нашей психике остаются мертвы. Чем мы наполняем свое сознание, тем мы и живем. Если это высшие устремления и идеалы, то мы живем высшим благом. Если это только лишь удовлетворение самых обычных потребностей, то вся жизнь, вся личность человека сводится к этому естественному социальному и биологическому закону.

– Но так быть не должно.

– Несомненно. И в нас много всего, в чем мы можем по уши погрязнуть. Это наше зло, которое мы должны принять и вырваться к его видению со стороны. Это тонкая грань, когда мы можем быть зависимы от своей животной психики и подняться над ней на время. Если в нас нет таких тенденций к самосовершенствованию, то нет и выхода к трансцендентной реальности души. Здесь, разумеется, мало одного лишь формального получения образования, которое не дает человеку всестороннего развития. Он должен сам заниматься самовоспитанием. Сам стремиться к полной самореализации в условиях жесткой борьбы за выживание в обществе приспособления. Быть культурным и образованным человеком должно быть идеалом для всех людей, а не только для каких-то избранных особ. Пусть в этом и мало кто нуждается, но пока мы движимы этим и способны на выход за пределы обыденного сознания, то мы можем приближаться к подлинным истокам нашей души. В нас самих теплится свет сознания и истины, который мы находим в себе и делимся им с другими. В этом и заключается человеческая мудрость.

– Вы удивительный человек Герман. Теперь мне точно будет, о чем поразмыслить на досуге.

– Вы многое узнали и это большое благо. Я умышленно хотел, чтобы вы оказались в этих запутанных дебрях. Я сделался вашим учителем, так как вижу, что вы неоперившийся любознательный юнец. Я поведал вам много поучительных и опасных тайн. Вам самому решать теперь, как к ним относиться. Уж простите меня. Я говорю только о том, что считаю важным. Если это оказалось полезным для вас, то я буду счастлив. То, что вы узнали, все это и пришло ко мне по мере расширения моего собственного сознания.

– Конечно. Я вас понимаю. Но как же мне жаль, что все так выходит с вашей болезнью.

– Когда меня не станет, то вы увидите, что несмотря на смерть в вас навсегда запечатлеется мой образ. Когда человек умирает стирается только его Я, но он остается жив в памяти других людей. Поэтому любите людей Альберт и творите добро всю свою жизнь.

Герман протянул мне руку и я молча пожал ее.

– Вы как хотите, а я пошел купаться.

– Герман. Как вы можете? Вы же больны.

– Пока я могу стоять на ногах, никто не может мне запретить купаться. Я просто окунусь несколько раз.

– Как знаете. Но я буду присматривать за вами.

Герман встал с кресла и с самодовольным видом начал спускаться к причалу. Он снял с себя всю одежду и нагишом нырнул в воду.

Вот почему в тот день Инна открыла мне дверь с заплаканными опухшими глазами. В тайне она очень переживала за Германа. И все, что казалось мне счастливой жизнью этой неординарной пары, на самом деле, вскоре могло обернуться трагедией.

Глава четырнадцатая

Через два дня приехала Инна. Как только она зашла в дом, то тут же крепко обняла любимого супруга. Это была очень трогательная сцена. Что было у нее на душе, когда она ластилась к мужу, поглаживая с нежностью его щеки и голову, можно было только догадываться. Она очень боялась потерять его. И боль эта усиливалась еще больше от того, что она не смогла вернуть Киру домой.