– Будь самим собой. Не беспокойся. Батюшка Тимофей очень мудрый старец, но когда ты с ним заговоришь, то поймешь, что с ним очень легко найти общий язык.
– Правда?
В ответ Захар только хитро улыбнулся и промолчал.
– А чего он больше всего не любит? Может, его что-то может задеть?
– Не любит?
– Ну да. О чем он никогда не говорит, к примеру.
– Странный вопрос. Батюшка Тимофей отрекся от всех своих земных желаний. Весь его дух обращен к молитве, к Богу. Его нельзя ничем удивить, ни задеть, ни поколебать его спокойствие.
– А ты знаешь что-нибудь о его прошлом? О его родных?
– Нет. Для чего ты это спрашиваешь? Об этом не принято говорить. Инокам и монахам запрещается разговаривать на темы, которые касаются мирской жизни.
– Да. Я это знаю. Прошу извинить меня, что я до тебя допытываюсь.
– Ты хороший человек Альберт. Но вот напрасно ты думаешь, что батюшка Тимофей позволит тебе помогать ему.
– Ты так считаешь?
– Думаю, да. По старости он может и не успевает за всем следить. Но вряд ли он захочет, чтобы ему помогали. Ведь это же иконопись…
– Я тебя понял. Что ж. Как будет, так и будет.
Солнце светило уже очень сильно. Было жарко. Наконец, перед нами возник широкий пролесок. Издали на лужке я увидел две избы, находящиеся рядом друг с другом. Недалеко от дворика с покосившейся изгородью вниз по покатому склону стоял деревянный мостик. Когда мы подошли ближе, то я обнаружил, что этот мостик переброшен через небольшую речку с кристально чистой и прозрачной водой. К перилам мостика заржавелой цепочкой было закреплено деревянное облегченное ведерко, которым черпали эту родниковую воду.
Мы с Захаром зашли во двор. Избы были очень ветхими и почерневшими от времени. Через маленькие окна едва можно было что-то разглядеть, так как стекла потускнели и покрылись грязью. Между домами стоял такой же старый небольшой амбар, от которого несколько досок на четверть отсоединились от основания. За одной лачугой поменьше я также обнаружил сарай, местами покрывшийся мхом. К избе побольше был пристроен хлев, выглядевший не так плачевно по сравнению с другими постройками.
Захар быстрым шагом направился к небольшой лачуге. Он поднялся на крылечко и зашел в сени. Я услышал как он постучал в дверь горницы, произнеся молитву. В ответ послышался приглушенный возглас батюшки Тимофея. Захар осторожно открыл дверь в жилую часть дома и занес корзины с продуктами вовнутрь.
Ожидая снаружи, я оставил свои корзины на крыльце и решил осмотреться. Пройдя по опустелому дворику, я уселся на сухое бревно, которое лежало на земле у амбара. Вокруг царила тишина, и только с правой стороны от меня едва доносились всплески и журчание родниковой воды той маленькой речушки.
Неожиданно я заметил, как сзади надо мной нависла тень человека. Оглянувшись, я увидел перед собой высокого длинноволосого старичка, одетого в длинный серый балахон. Он был очень седой и худощавый. Я догадался, что это старец Иосиф.
– Добрый день, – промолвил я, запинаясь. – Мы с послушником Захаром пришли из монастыря.
Батюшка смотрел на меня испепеляющим строгим взглядом несколько секунд. Он ничего не ответил, развернулся и направился в сторону своей избы, сильно хромая на правую ногу. Его шаги совсем не слышались, так как он ходил по земле босым.
В это время вышел Захар и окликнул меня.
– Иди зайди в дом. Батюшка Тимофей ждет тебя.
– Хорошо. Я понял.
Спешно я зашел в сени лачуги, постучал в дверь и перешагнул порог комнатки-келлии. Тут же спертый неприятный запах ударил мне в нос. Конечно, я совсем не подал вида, что это беспокоит меня. Комнатка-келлия старца Тимофея была достаточно неприхотливой. Большую ее часть занимала выбеленная печь с лежаком. У окошка напротив стояла лавка, а ближе к красному святому углу стол. В священном уголке, как экспонат в музее находился старинный деревянный киот, резной шкафчик с ажурным замысловатым орнаментом. Большая икона в киоте с изображением Спасителя особо выделялась в интерьере келлии. У иконы Богородицы на нижней полке была установлена подвесная лампадка. Рядом с этим домашним иконостасом у стены стоял коричневый шкаф средних размеров.
Батюшка Тимофей сидел на лавке и с отрешенностью рассматривал корзины, стоящие на полу. На нем был такой же серый поношенный балахон, он был босым, а в руках держал свои четки.
– Здравствуйте батюшка, – начал говорить я громко, на тот случай, если он мог неважно слышать. – Я к вам по благословению отца Димитрия.
Батюшка Тимофей взглянул на меня, внимательно изучая мою внешность. Он ничего не отвечал, а только кивал головой, будто бы не понимая меня.
– Батюшка Тимофей вы слышите меня? – спросил я, подойдя ближе к нему.
Старец продолжал смотреть на меня, улыбаясь и кивая головой. Что-то было не так.
Не зная что делать дальше, я сел рядом с ним на лавку и уставился в пол. Я чувствовал себя идиотом, который оказался в довольно затруднительном положении. Батюшка Тимофей упорно хранил молчание. Но я знал, что сейчас обета молчания у него не было.
– Батюшка Тимофей вы можете говорить? – вновь попытался спросить я, добиваясь ответа.