Прежде чем понять это, он снова посмотрел на камень и позволил его загадочному воздействию вызвать в своем сознании зыбкое зрелище. Блейк увидел шествие фигур в длинных одеяниях с капюшонами, и очертания их были нечеловечьи; он смотрел на бесконечные лиги пустыни, окаймленной резными, достигающими небес монолитами. Он видел башни и стены в ночных глубинах моря и вихри пространства, где клочья черного тумана плыли перед тонким мерцанием холодной пурпурной дымки. А позади всего этого он различил нескончаемую пропасть мрака, где твердые и полутвердые тела угадывались лишь по своим ветреным движениям, а смутные силы, казалось, придавали порядок хаосу и хранили ключ ко всем парадоксам и загадкам известных нам миров.
Затем в один миг чары нарушились приступом грызущего, неопределенного панического страха. Блейку сдавило горло, он отвернулся от камня, ощущая присутствие чего-то бесформенного и неземного – оно следило за ним с ужасающей пристальностью. Он ощутил себя опутанным чем-то – что находилось не в камне, но смотрело сквозь камень на него и что будет непрестанно преследовать его, не видя физическим зрением, но воспринимая как-то иначе. Очевидно, что это место воздействовало на его нервы, чего и стоило ожидать в свете жуткой находки. Свет к тому же шел на убыль, и, поскольку у Блейка не было с собой фонаря, ему следовало уходить скорее.
Тогда-то, в сгущающихся сумерках, ему почудилось, что на безумно угловатой поверхности камня промелькнуло слабое свечение. Он поспешил отвернуться, но некое смутное побуждение заставило его перевести взгляд обратно. Неужели он сумел различить в этом предмете фосфоресценцию, вызванную его радиоактивностью? О чем там говорилось в записках мертвеца относительно Сияющего Трапецоэдра? Чем вообще было это брошенное пристанище космического зла? Что здесь происходило ранее и что могло еще таиться в избегаемых птицами тенях? Теперь показалось, будто рядом повеяло едва уловимым зловонием, хотя источника его было не видно. Блейк схватил крышку открытого ларца и захлопнул ее. Та легко сдвинулась на своих неземных петлях и закрылась над бесспорно светящимся камнем.
От резкого щелчка крышки что-то будто зашелестело в вечной черноте шпиля наверху, за люком. Крысы, без сомнения, единственные живые создания, выдавшие свое присутствие в этой проклятой громаде с тех пор, как он сюда вошел. И тем не менее этот шелест внутри шпиля ужасно напугал Блейка, так что он почти бездумно устремился вниз по винтовой лестнице, пересек омерзительный неф, вбежал в сводчатый подвал, выбрался в густеющий сумрак пустынной площади и поспешил по тесным, пропитанным страхом проулкам и авеню Федерал-Хилл в убежище центральных улиц и родных кирпичных тротуаров студенческого квартала.
В последующие дни Блейк никому не рассказал о своей экспедиции. Вместо этого он читал массу определенных книг, изучал хранившиеся в центре города газетные подшивки за многие годы и лихорадочно трудился над криптограммой из того кожаного томика, найденного в затянутой паутиной ризнице. Шифр, как понял он вскоре, был не из простых, и после долгих тщаний Блейк пришел к уверенности, что его языком не могли быть английский, латинский, греческий, французский, испанский, итальянский или немецкий. Очевидно, ему стоило черпать знания из самых глубоких источников своей странной эрудиции.
Каждый вечер к нему возвращалась старая тяга посмотреть на запад, и он, как прежде, видел среди ощетинившихся крыш далекого и наполовину сказочного мира черный шпиль. Но теперь в том появилась свежая нотка страха. Блейк знал о наследии злостных знаний, которые тот скрывал, и с этим знанием его воображение буйствовало новыми красками. Когда возвращались весенние птицы, он, наблюдая за их полетом на закате, представлял, что они избегали угрюмого одинокого шпиля еще пуще прежнего. Когда стая птиц к нему приближалась, Блейк думал, они развернутся и рассыплются в паническом замешательстве, и представлял безудержный щебет, не достигающий его через лежащие дотуда мили.
В июне дневник Блейка наконец сообщил о победе над криптограммой. Текст, как он обнаружил, был написал на темном языке акло, используемом в определенных злостных культах древности и известном ему лишь бегло из прежних исследований. Расшифрованное содержимое дневника выявилось удивительно сдержанным, но Блейк был откровенно потрясен и сбит с толку своими результатами. Имелись упоминания Обитателя Тьмы, пробужденного взиранием в Сияющий Трапецоэдр, и безумные домыслы о черных пропастях хаоса, откуда он был призван. Существо это, как говорилось, хранило все знания и требовало чудовищных жертв. Некоторые из записей Блейка выказывали страх, как бы существо, которое он, по своему предположению, призвал, не вырвалось на волю; хотя он тут же добавил, что уличные фонари создают для него непреодолимую преграду.