Зов Ктулху

Саму башню схожим образом почти вымели. Репортеры рассказали о семиугольной каменной колонне, перевернутых готических стульях и странных гипсовых изваяниях, хотя о довольно странном металлическом ларце и старом изуродованном скелете упомянуто не было. Что тревожило Блейка сильнее всего – не считая намеков на пятна, угольки и дурные запахи, – так это последняя подробность, объяснявшая, откуда взялось разбитое стекло. Каждое из стрельчатых окон было выбито, а два из них – грубо и спешно затемнены атласной набивкой из лож и конским волосом из подушек, просунутыми в щели внутренних жалюзи. Набивка и пучки конского волоса валялись и на недавно подметенном полу, будто кому-то пришлось отвлечься от восстановления в башне совершенной черноты тех дней, когда были плотно завешены окна.

Пожелтевшие пятна и обугленные клоки нашлись и на лестнице, ведущей в шпиц, но когда один из репортеров по ней взошел, сдвинул в сторону люк и посветил фонариком в черное, необычайно зловонное пространство, то увидел лишь темноту и разнородный мусор из бесформенных обрывков, наваленный у проема. Объяснением, конечно, был признан подлог. Кто-то решил подшутить над суеверными жителями холма, либо какой-нибудь фанатик пожелал подстегнуть их страхи ради их же предполагаемого блага. Либо, может быть, некто из юных смышленых жителей устроил затейливый розыгрыш для всех окружающих. Когда полиция отправила своего сотрудника подтвердить выводы, случилось забавное. Трое сотрудников по очередно отыскали причины уклониться от задания, а четвертый взялся крайне неохотно и вернулся очень быстро, не добавив к отчету, предоставленному репортерами, ровно ничего.

С этого момента и далее в дневнике Блейка проявляется нарастающая волна подспудного страха и нервного предчувствия. Он укоряет себя за то, что ничего не сделал, и бурно рассуждает о последствиях следующего отключения электричества. Подтверждено, что во время гроз он трижды неистово звонил в электрическую компанию и просил принять отчаянные меры против перебоев. Временами его записи выражают беспокойство по поводу того, что репортеры, исследуя тенистую комнатку в башне, не обнаружили металлического ларца и камня, а также странным образом обезображенного скелета. Он предположил, что все это было убрано – куда, кем или чем, оставалось только догадываться. Но худшие опасения Блейка касались его самого и некой нечестивой связи, которую он чувствовал между своим сознанием и затаившимся ужасом в далеком шпиле – тем чудовищным ночным существом, которое он своей опрометчивостью призвал из непроглядно черных пространств. Похоже, он чувствовал, как нечто непрестанно воздействовало на его волю, и те, кто посещал его в тот период, вспоминают, как он сидел рассеянно за своим столом и пристально смотрел в западное окно на этот далекий холм, увенчанный шпицем и окутанный клубящимся над городом дымом. В своих записях Блейк монотонно сосредоточивается на определенных ужасных сновидениях и усилении нечестивой связи во сне. Также упоминается о ночи, когда он проснулся и обнаружил себя на улице, полностью одетым и бессознательно направляющимся с Колледж-хилл на запад. Вновь и вновь он рассуждает о том, что существо из шпиля знает, где его найти.

На неделе, последовавшей за 30 июля, у Блейка случился нервный срыв. Он не одевался и заказывал еду по телефону. Посетители отмечали веревки, которые он держал рядом с кроватью, – он пояснял это тем, что снохождение вынуждало его каждую ночь привязывать себя за лодыжки узлами, которые либо удержат его, либо разбудят от попыток их развязать.

В своем дневнике он рассказал об ужасном переживании, которое и привело его к полному расстройству. Отойдя ко сну вечером тридцатого числа, он внезапно обнаружил себя блуждающим на ощупь в почти черном пространстве. Там он видел только короткие, слабые горизонтальные полосы голубоватого света, но чувствовал всеподавляющее зловоние и слышал причудливую мешанину мягких, вороватых звуков, исходивших сверху. Куда бы он ни двинулся, он обо что-то спотыкался, и при каждом шуме сверху доносился ответ – смутный шелест вперемешку с осторожным трением дерева по дереву.

Один раз он нащупал руками каменную колонну, но постамент ее был пуст, а потом обнаружил, что сжимает перекладины встроенной в стену лестницы, неуверенно взбираясь в некую область более сильного зловония, где на него обрушился горячий поток обжигающего ветра. У Блейка перед глазами заиграло многообразие калейдоскопических образов, каждый из которых спустя время растворялся в картинку безмерной, неизъяснимой бездны ночи, где кружились солнца и миры еще более кромешной черноты. Он вспомнил древние легенды об Абсолютном Хаосе, в чьем центре раскинулся слепой бог-идиот Азатот, Владыка Всего Сущего, окруженный своей порхающей ордой безмозглых и бесформенных танцоров, убаюканный монотонной трелью демонической флейты в несказанных лапах.