Читаем Зов Ктулху полностью

В ризнице, располагавшейся возле апсиды, Блейк обнаружил трухлявый стол и полки до самого потолка, заставленные заплесневелыми, рассыпающимися книгами. Здесь он впервые испытал подлинное потрясение от явственного ужаса, ибо названия тех книг поведали ему о многом. Это были мрачные, запретные тома, о которых большинство здравомыслящих людей и не слышало либо слышало только осторожную, робкую молву, – крамольные и пугающие хранилища сомнительных секретов и незапоминаемых формул, которые сочились в потоке времени с юных лет самого человечества и из тех смутных, легендарных времен, когда людей еще не существовало. Многие из них он читал и сам: латинское издание презренного «Некрономикона», зловещий Liber Ivonis[28], одиозный Cultes des Goules[29] графа д’Эрлетта, Unaussprechlichen Kulten[30] фон Юнцта и дьявольский De Vermis Mysteriis[31] Людвига Принна. Но присутствовали здесь и другие, о которых он лишь имел представление или которые были вовсе ему незнакомы: Пнакотикские рукописи, «Книга Дзиан» и крошащийся том, написанный совершенно неопределимыми символами, однако содержащий также буквы и диаграммы, которые с содроганием узнал бы студент-оккультист. Очевидно, давние местные слухи были правдивы. Это место служило средоточием зла более старого, чем само человечество, и более обширного, чем известная нам вселенная.

На паршивом столе лежала маленькая записная книжка в кожаном переплете, полная записей, сделанных при помощи некоего странного криптографического шифра. Записи включали традиционные символы, которые нынче используются в астрономии, а в прошлом применялись в алхимии, астрологии и прочих сомнительных учениях – знаки Солнца, Луны, планет, зодиака, аспекты, – они заполняли собою целые страницы, и текст разбивался на разделы и параграфы таким образом, что, судя по всему, каждый символ соответствовал какой-либо букве алфавита.

В надежде расшифровать криптограмму позднее, Блейк сунул этот том в карман своего пиджака. Многие из огромных томов на полках несказанно его завораживали, и он испытал искушение позаимствовать их однажды позднее. Он удивлялся, как эти книги простояли здесь непотревоженными столь долгое время. Неужели он был первым, кто превзошел цепкий всепроникающий страх, который уже около шестидесяти лет защищал это покинутое место от посетителей?

Теперь, подробно исследовав первый этаж, Блейк вновь пробрался сквозь пыль призрачного нефа к главному притвору, где прежде видел дверь с лестницей, предположительно ведущей наверх, в почерневшую башню и к шпилю, давно знакомым ему по виду издали. Подъем выдался удушающим испытанием из-за густой пыли и пауков, постаравшихся сотворить в этом тесном пространстве наихудшее, на что способны. Лестница была винтовая, с высокими узкими ступенями из дерева, и время от времени Блейк миновал затуманенные окна, откуда открывался головокружительный вид на город. И хотя внизу он не видел веревок, он ожидал найти колокол или целый набор колоколов в башне, чьи узкие, закрытые решетчатыми ставнями стрельчатые окна столь часто изучал в свой бинокль. Здесь Блейк был обречен на разочарование; ибо, достигнув вершины лестницы, он обнаружил, что в башенной комнатке никаких колоколов нет и она вовсе посвящена другим целям.

Комнатка эта, примерно пятнадцать на пятнадцать футов, слабо освещалась четырьмя стрельчатыми окнами, по одному с каждой стороны, все застекленные и закрытые обветшалыми ставнями. Они были дополнительно снабжены плотными, непроницаемыми шторами, но тоже почти совсем сгнившими. В центре устланного пылью пола возвышался причудливо угловатый каменный столб высотой в четыре фута и средним диаметром в два; каждая его сторона была усеяна загадочными, грубо вырезанными и совершенно нераспознаваемыми иероглифами. На этом столбе покоился металлический ларец удивительно асимметричной формы; его крышка была откинута, а внутри, под слоем копившейся десятилетиями пыли, находилось нечто похожее на предмет яйцевидной или неправильной сферической формы четырех дюймов длиной. Вокруг столба неровным кольцом стояло семь готических стульев с высокими спинками, практически целых, тогда как за ними, вдоль обшитых темными панелями стен, было расставлено семь колоссальных статуй из крошащегося, перекрашенного в черный гипса, более всего они напоминали загадочные мегалиты с таинственного острова Пасхи. В одном углу затянутой паутиной комнатки в стену была встроена лестница, ведущая к закрытому люку в лишенный окон шпиль, который располагался выше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Horror Story: Иллюстрированное издание

Зов Ктулху
Зов Ктулху

Говард Лавкрафт – писатель, не нуждающийся в рекомендациях. Данный сборник открывает собрание сочинений, представляющее собой новый взгляд на создателя современного хоррора! Художественные произведения «затворника из Провиденса» представлены в новых – и, возможно, лучших! – переводах. Каждый том открывает подробная вступительная статья, посвященная «трудам и дням» великого фантаста. Впервые публикуемые на русском языке статьи и эссе Лавкрафта показывают его как тонкого и остроумного историка литературы. Тексты сопровождают иллюстрации, специально подготовленные для настоящего издания.Повести и рассказы, собранные под этой обложкой, представляют собой введение в классические «мифы Ктулху», уникальную космогонию, сотворенную мрачным американским гением.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Говард Лавкрафт

Публицистика

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером

Двадцать лет назад в результате государственного переворота, совершенного Ельциным, его сторонниками, при поддержке зарубежных врагов нашей страны был разрушен Союз Советский Социалистических Республик.Советский Союз, несмотря на его идеологическую чуждость русской традиции, оставался для нас, русских, Родиной, которую очень часто называли «Россия» – и обычные люди, и крупные писатели. Советский Союз – это всего лишь официальное наименование государства, которое к концу 80-х годов XX века пора было сменить на название историческое и всеми любимое.Тем, кто помнит, что случилось с нашей страной 20 лет назад, тяжко смотреть, как чествуют Михаила Горбачева – инициатора расчленения страны, который имел в руках все инструменты управления, чтобы подавить крамолу и вывести страну на магистральный путь ее развития, заложенный в традиции.За короткий промежуток 1991–1995 гг. в России возникли колоссальные капиталы, власть денег приобрела гипертрофированные формы. В этот период политическая власть в стране приобрела опору в новоявленных олигархах. Ельцин приблизил группу избранных: Березовский, Гусинский, Смоленский, Ходорковский, Фридман, Чубайс. Олигархами также следует считать и крупных управленцев, также контролировавших громадные имущественные комплексы, также президентов некоторых внутренних республик.Понимание происшедшей с Россией трансформации – один из шагов к тому, чтобы выйти на путь избавления от олигархии и утверждения справедливой власти, живущей исполнением общественно полезных задач. В чем автор и видит свой гражданский и профессиональный долг.

Андрей Николаевич Савельев

Публицистика
Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза