Зов Ктулху

На закате он часто садился за стол и мечтательно взирал на расстилающийся запад – темные башни Мемориал-Холла рядом внизу, георгианскую колокольню здания суда, высокие верхушки центральной части города и тот мерцающий, увенчанный шпицем далекий холм, чьи неведомые улицы и лабиринты фронтонов так сильно возбуждали его воображение. От немногих своих знакомцев из местных он узнал, что этот дальний склон занимал обширный итальянский квартал, хотя большинство домов остались с прежних времен, когда здесь жили янки[22] и ирландцы. Время от времени он наводил свой полевой бинокль на этот призрачный, недостижимый мир за вьющимся дымком – выбирал отдельные крыши, трубы и шпили и размышлял о дивных и любопытных загадках, что могли там укрываться. Даже с оптикой Федерал-Хилл представлялся каким-то чуждым, будто бы сказочным, и связанным с нереальными, неосязаемыми чудесами из рассказов и с картин самого Блейка. Чувство это сохранялось долго после того, как холм мерк в фиолетовых сумерках, размеченных фонарями, будто звездами, и прожекторы суда вспыхивали, как и красный сигнальный огонь «Индастриал Траста»[23], что придавало ночи гротескный вид.

Из всех далеких объектов на Федерал-Хилл больше всего Блейка завораживала одна величавая темная церковь. Она особенно четко выделялась в определенные часы дня, а во время заката ее громадная башня и острый шпиль мрачно вырисовывались на пылающем небе. Казалось, церковь стояла на особенной возвышенности, ибо замаранный фасад и видимая наискось северная стена с покатой крышей и верхушками больших остроконечных окон дерзновенно высились над хитросплетением окружающих коньков и дымоходов. Необычайно угрюмая и строгая, она, очевидно, была сложена из камня и чернела от пятен, обветриваясь дымом и бурями уже не менее столетия. Стиль ее, насколько мог показать окуляр, относился к той ранней экспериментальной неоготике, что предшествовала статному периоду Апджона[24] и включала некоторые черты и пропорции Георгианской эпохи. Вероятно, ее воздвигли приблизительно между 1810 и 1815 годами.

Шли месяцы, и Блейк наблюдал за далеким запретным строением с удивительно растущим интересом. Поскольку в огромных окнах никогда не горел свет, он знал, что церковь, должно быть, пустовала. И чем дольше он наблюдал, тем сильнее разыгрывалось его воображение, до того, что он стал придумывать всякие странности. Он словно ощущал зыбкую, небывалую ауру запустения, которая окружала это место, из-за чего даже голуби и ласточки избегали ее закопченных карнизов. Вокруг других башен и колоколен его окуляр показывал крупные стаи птиц, но здесь они никогда не задерживались. Во всяком случае, Блейк так считал, о чем записал в дневнике. Он указал это место нескольким друзьям, но ни один из них не бывал на Федерал-Хилл и не имел ни малейшего представления о том, что это была за церковь – ни теперь, ни в прошлом.

Весной Блейка охватило глубокое беспокойство. Он приступил к давно задуманному роману, основанному на якобы сохранившемся ведьмовском культе в штате Мэн, но оказался на удивление неспособным преуспеть в его написании. Он все больше сидел перед своим обращенным на запад окном и взирал на далекий холм и хмурый черный шпиль, которого избегали птицы. Когда на ветвях в саду появились нежные листочки и мир наполнила свежая красота, беспокойство Блейка только усугубилось. Тогда-то он впервые и подумал о том, чтобы пересечь город и взойти по этому сказочному склону, чтобы действительно очутиться в задымленном мире грез.

На исходе апреля, как раз перед издревле помраченным часом Вальпургии[25], Блейк предпринял первое путешествие в неизвестность. Пробираясь по бесконечным центральным улицам и унылым, обветшалым площадям за ними, он наконец вышел на восходящую авеню с истертыми за столетия ступенями, покосившимися дорическими портиками и куполами с непроницаемыми стеклами, которые, чувствовал он, должны были вести к давно известному и недоступному миру, что лежал за пределами мглы. Миновав несколько выцветших сине-белых дорожных знаков, которые ничего для него не значили, он стал подмечать странные, темные лица прохожих и иностранные вывески причудливых магазинов, размещенных в бурых, обветшалых зданиях. Но нигде он не видел объектов, которые разглядывал издали, посему воображал, что Федерал-Хилл, который он тогда наблюдал, был скорее миром грез, куда живому человеку ни за что не попасть.