Зов Ктулху

Но Йохансен все же не сдался. Зная, что Тварь без труда способна догнать «Алерт», пока судно не наберет полный ход, он решился на отчаянный шаг и, включив двигатель на всю мощность, молнией выскочил на палубу и развернул штурвал. Зловонная вода завихрилась, выступила пена, и, когда пар набрал силу, бравый норвежец направил судно на преследующее его студнеобразное существо, что возвышалось над нечистой пеной, будто корма демонического галеона. Омерзительная кальмарья голова с извивающимися щупальцами подобралась к бушприту упорной яхты, но Йохансен неумолимо шел вперед. Последовал хлопок, как при разрыве пузыря, и хлещущие брызги, как от разрубленной рыбешки, и вонь, как из тысячи вскрытых могил, и звук, который летописец не стал бы переносить на бумагу. На мгновение корабль окутало едкое, ослепляющее зеленое облако, а затем за кормой осталось только ядовитое бурление, в котором – Господь всемогущий! – рассеявшаяся жижица безымянного небесного отродья зыбко воссоединялась в ненавистную начальную форму. Но «Алерт», получив импульс от нарастающего пара, с каждой секундой удалялся оттуда.

Вот и все. После того Йохансен сидел перед идолом в рубке и заботился лишь о еде для себя и того безумца, что смеялся рядом. Он не пытался управлять судном после того решительного побега, ибо тот вырвал что-то из его души. Затем 2 апреля последовал шторм, и тучи вокруг его сознания сгустились. Было чувство призрачного кружения в зыбких водоворотах бесконечности, умопомрачительных скачек по шатким вселенным вслед за хвостом кометы, истеричных прыжков из грота к луне и с луны обратно в грот, и все это оживлялось искаженным, шумным хором старших богов и зеленых, ухмыляющихся бесов Тартара с крыльями, как у летучих мышей.

Из этого сна явилось спасение – «Вигилант», вице-адмиралтейский суд, улицы Данидина и долгое плавание домой, в старый дом близ Эгеберга. Йохансен не мог рассказать всего – его приняли бы за сумасшедшего. Но до того, как, знал он, его настигнет смерть, он решил все записать, только так, чтобы его жена ни о чем не догадалась. Смерть же была лишь благом, ибо она одна могла стереть воспоминания.

Таков был документ, что я прочитал и теперь поместил в жестяной ящик вместе с барельефом и бумагами профессора Эйнджелла. С ним я отправлю и эти свои записи – испытание моего собственного здравомыслия, где я собрал воедино то, что, надеюсь, никогда более не будет собрано. Я видел предельный ужас, какой способна вместить в себя вселенная, и с тех пор даже весеннее небо и летние цветы для меня – яд. Но я не ожидаю, что моя жизнь будет долгой. Как ушел мой дед, как ушел бедняга Йохансен, уйду и я. Я знаю слишком много, а культ по-прежнему жив.

Ктулху тоже жив, полагаю, вновь очутившись в своей каменной пропасти, укрывавшей его с той поры, когда солнце было еще молодо. Его проклятый город опять затонул, ведь «Вигилант» проплывал в том месте после апрельского шторма, однако его служители на земле все еще воют, резвятся и убивают вокруг своих увенчанных идолами монолитов в необитаемых краях. Должно быть, он при затоплении оказался скован в своей черной бездне, иначе мир уже кричал бы от страха и безумия. Кто знает, каков будет конец? Что восстало, может утонуть, а что утонуло, может восстать. Скверность ждет, погрузившись в сон на глубине, а разложение распространяется по обветшалым городам людей. Час придет, но я не должен и не могу об этом думать! Я лишь помолюсь, что если не переживу эту рукопись, пусть мои палачи предпочтут дерзости осторожность и позаботятся о том, чтоб она никому больше не попала на глаза.

Обитатель тьмы

Посвящается Роберту Блоху

И планеты те, в мрак погрузившись, с именами своими простившись,
Все кружат и кружат – в глупом страхе дрожат,
Что ж, таков он – космический ад[20].

«Немезида»

Осмотрительные следователи не решатся оспорить расхожее суждение о том, что Роберт Блейк был убит молнией или серьезным потрясением, вызванным разрядом электричества. Это правда, что окно, к которому он был обращен, уцелело, однако Природа не раз проявляла себя способной на причудливые действа. Выражение его лица с легкостью могло быть обусловлено неуловимым сокращением мышц, не связанным с чем-либо им увиденным, тогда как записи в его дневнике явно служили следствием фантастического воображения, возбужденного некоторыми местными суевериями и определенными старинными материалами, с которыми он ознакомился. Что же до неестественного состояния заброшенной церкви на Федерал-Хилл, рассудительный аналитик не замедлит приписать их какому-либо подлогу, сознательному или бессознательному, к которому Блейк хотя бы отчасти имел тайное отношение.