Зрелость

На этом я закончила свой рассказ. В романе «Кровь других», приписав этот опыт Элен, я более-менее подробно рассказала, что происходило в последующие дни. Ежедневно деревню пересекали грузовики, прибывавшие из Алансона и Легля. Среди многочисленных гостей мадам Лемэр некоторые ужасно боялись, они хотели бежать в Бордо и пугали деревенских жителей, рассказывая, что немцы будут отрезать руки всем мальчикам. Однако и речи не было о том, чтобы вывезти мадам Лемэр из дома, да и всякое бегство казалось напрасным; лично у меня, убежденной, что Сартр попал в плен, не было ни малейшей причины оказаться в Бордо, а не в Ла-Пуэз; если был какой-то смысл думать, что лицей Камиля-Се эвакуировался в Нант, то не лучше ли оставаться поблизости? Поэтому никто не двинулся с места. По вечерам мужчины патрулировали улицы с ружьями на плечах, никто не знал почему. Однажды вечером с грузовика кто-то крикнул: «Они в Мане». На следующее утро жители деревни бежали кто на грузовичке, кто в повозке, кто на велосипеде, а кто рассеялся по полям; никто больше не расхаживал по улицам с ружьями; деревня опустела, все двери на замке, все ставни закрыты. Слышны были пушечные залпы и шум взрывов: взрывались бензохранилища Анже. По главной улице в безмолвной тишине ехали грузовики с французскими солдатами, они пели. Из одной машины непринужденно вышли четверо элегантных офицеров. «Это дорога на Шоле?» — спросил у Жаклин Лемэр лейтенант. «Да». Они заколебались, объяснив нам, что собирались попытаться осуществить на Луаре «сдерживающие боевые действия», но сначала им очень хотелось бы узнать, есть в Анже немцы или нет. Их проводили на почту; внутри звонил телефон, но дверь была закрыта на ключ. Жаклин пошла за топором, и они взломали замок. Позвонив, они посоветовали нам вернуться домой и больше не выходить. Еще несколько солдат прошли по улице без касок, без ружей, опираясь на палки. Затем последовали танки, оказавшись спиной к врагу. Дальше уже ничего не было. Большинство обитателей дома расположились в глубине сада. Месье Лемэр лежал в своей комнате, куда я никогда не заглядывала, и мадам Лемэр присоединилась к нему, закрыв предварительно все жалюзи. Я осталась одна у окна, глядя сквозь щели на пустынную улицу. Ярко светило солнце. У меня было ощущение, будто я живу в атмосфере научно-фантастического романа; деревня была все та же, привычная, но время сместилось. Меня перебросило в какую-то эпоху не из моей жизни. Это была уже не Франция, но пока еще и не Германия: некая no man’s land. Потом что-то взорвалось у нас под окнами, стекла в ресторане напротив разлетелись вдребезги, некий гортанный голос бросил незнакомые слова, и они появились, все очень высокие, светловолосые, розовощекие. Они шагали в ногу и не глядели по сторонам. Шествие длилось долго. За солдатами последовали лошади, танки, грузовики, пушки, походные кухни.

В деревне расположилось довольно крупное подразделение. К вечеру крестьяне стали робко возвращаться в свои дома; кафе открыли двери. Немцы не отрезали детям руки, они платили за напитки и за яйца, купленные на фермах, разговаривали вежливо: все коммерсанты улыбались им. Они сразу же начали свою пропаганду. Когда я читала на лугу, ко мне подошли два солдата; они немного говорили на ломаном французском и заверили меня в своих дружеских чувствах по отношению к французам; это англичане и евреи втянули нас в такую передрягу. Их болтовня меня не удивила, в замешательство приводило другое — встречать на улице солдат в зеленых мундирах, похожих на всех солдат мира. На второй или третий день вечером один из них с трудом перепрыгнул через стену сада; он прошептал по-немецки — мадам Лемэр знала немецкий, — что уже наступил комендантский час и он боится попасть на глаза своему командиру; похоже, он немного выпил и явно был напуган. Довольно долго он прятался, прежде чем уйти.