Зря ты нанял меня, артефактор!

Я положила фигурку пэйярту в юго-восточном углу зала. Тилвас зажег благовония с лавандой и шалфеем, расставил их по семи лей-линиям, что бы это ни значило. Затем он, прикусив губу от усердия, нарисовал у меня на пальцах, лбу и груди точки рябиновым соком — отсюда потянутся энергетические нити зачарования. Потом Тилвас лег в центре помещения, вытянул руки вдоль тела и закрыл глаза. Вокруг него уже были отмечены стрелочки — наброски моей схемы Зачарования, подсказка на случай, если у Джеремии Барк отключится голова и память.

— Джерри, спасибо тебе. Даже если ни праха не получится, я хочу, чтобы ты знала: я тебе очень бла… — начал Тилвас, но я перебила:

— Нет. Поблагодаришь, когда очнешься, артефактор, — и брызнула ему в лицо сонным лекарским эликсиром.

Тилвас затих. Теперь его ничто не разбудит.

Я осталась в подвале одна. Попрыгала, разминаясь, покрутила головой, хрустнула пальцами.

— Ну что. Время потанцевать.

***

Когда я нажала центральную часть Артефакта Объединения, внутри него что-то стало тихо щелкать. Щелк. Щелк.

Щелканье нарастало и ускорялось, пока не превратилось в безостановочную череду тревожного звука, напоминающего бой барабанов.

— Гурх, только не говори, что ты сломан… — прошептала я, чувствуя, как Артефакт стремительно горячеет в моих руках.

Его уже невозможно было держать, когда стукт вдруг затихли, зато по подвалу пронесся шквал ледяного ветра. Он спутал мои волосы и задул все свечи. На несколько мгновений я осталась одна в кромешной темноте и тишине.

ЩЕЛК, — нехотя раздалось последний раз, будто последний кузочек пазла встал в нужное место. Свечи нехотя, потрескивая и подергиваясь, разожглись вновь.

А еще засветилась моя кожа — пронзительно-красным цветом в тех местах, где Тилвас отметил энергетические линии. Я положила артефакт на грудь Талвани — он был в таком глубоком лечебном забытьи, что казался мертвым в своем склепе — и осторожно, на пробу, повела рукой, в каждый палец которой будто вживили фонарик.

В воздухе осталось пять мерцающих линий. Они повисели, переливаясь, похожие на струны из загадочной пыльцы — а потом беззвучно растворились…

Работает.

Боги-хранители, я колдую.

Сглотнув, я встала на обозначенное место начала ритуала. Потом очень крепко обняла себя за плечи,  будто пытаясь утешить, и пропела заученную маг-формулу. Артефакт на груди Тилваса снова стал тихо щелкать, а фигурка лиса пэйярту в углу зала будто слегка шевельнулась.

Напевая колдовской мотив, я сделала первый скользящий шаг. Светящиеся энергетические нити потянулись за мной, дотошно показывая траекторию — любой недостаточно плавный жест тотчас был бы виден, как крохотное колебание, сбой в тончайшем узоре схемы.

Сначала мне было тяжело. По виску у меня сползала капелька пота, я изо всех сил следила за маршрутом и концентрацией, нарочито выпевала каждую гласную заклинания. Постепенно подвал заполнялся светящимся кружевом нитей, магической формулой во плоти, в центре которой возлежал бледный Тилвас Талвани.

Я не начертила еще и трети схемы, а мне уже казалось, что я не выдержу. Впереди было самое сложное — череда прыжков и кульбитов, ошибки в которых вызовут нежелательные пересечения нитей, которые, в свою очередь, станут причиной обрушения заклинания и «магической отдачи», которая чаще всего равна огромному взрыву.

Я уже чувствовала, как у меня дрожат от напряжения поджилки, боялась, что не впишусь в сальто, как вдруг… Что-то случилось.

Не во внешнем мире, нет. Во мне.

Ритуал перестал быть работой, которую я должна сделать. Сложной миссией, в которой так много надежды и рисков.

Теперь я сама была ритуалом. Я была танцем. Я была схемой, каждой ниточкой и каждым всполохом энергии, каждой нотой заклинания и каждым щелчком внутри артефакта, вдруг показавшимся столь похожим на пульсирующее сердце колдовства.

Не Джеремия Барк исполняла ритуал. Ритуал сам исполнял ритуал.

Я чувствовала себя инструментом, импульсом, проводником чего-то большего. Это не были шаги, заученные мною в камере Гребня Проклятых, подсмотренные в бумагах Талвани. Это были шаги, пришедшие откуда-то извне, и они были прекрасны.

Я стала рыбаком, тянущим сеть, сотканную из лунного сияния, полную пойманных звезд. Я слышала шепот полночной вселенной, подсказывающей, как быть. Мне чудилось, что я стою на предрассветном холме, и мимо меня летят белые лепестки цветов, подхваченные южном ветром.

Hoc est quod maius est quam natus est. И так рождается нечто великое.

Вдохновение, которое всегда казалось мне эфемерным самообманом в поэмах классиков, унесло меня так далеко от реальности, что я с трудом вернулась в ощущение момента, когда рисунок схемы был успешно завершен.

Дрожа и мерцая, в центре зала пульсировало великолепное кружево, окружившее Тилваса Талвани, будто охранная система — бесценное сокровище. Я пропела финальную строчку заклинания, и мои пальцы перестали светиться.