Но Тилвас все равно шел вперед. Шаг за шагом, упрямо наклонив голову, отбивая кинжалами смертоносные заклинания горфуса. Древние стены вокруг нас стонали, дребезжали панорамные окна спальни, кипарисы сгибались в поклонах. Небо раскалывали сухие молнии.
Я не могла оторвать взгляд от битвы двух рёххов, как вдруг краем глаза увидела какое-то движение…
В узкой арке сбоку от фонтана появился изможденный парниша в рваной одежде с огромным количеством шрамов и кровоподтеков. Тот самый младший рёхх из морских, один из пленников горфуса. Его буквально колотило. Бросив бешеный взгляд на сцену во дворе, он прижался к стене, дрожа всем телом, закрыв глаза и заплакав.
Несмотря на сочувствие к юноше, я не удержалась от выдоха облегчения.
— Ономоррэ! — шепотом окликнула я рёхха в фонтане, столь же зачарованного боем горфуса и пэйярту. — Вот ваш пленник, смотри!
Морской конек обернулся к арке. Показ освобожденного рёхха был последним условием морских. Мы обязались вывести его сюда, чтобы ономоррэ увидел все три требуемых ими компонента: пленника горфуса, агрессию горфуса и его готовность захватить тело человека против его воли.
Педантично вглядевшись в дрожащего юношу в арке, ономоррэ наконец чинно кивнул мне.
Мы готовы вмешаться, пускайте нас.
Тилвас и я видели его, сенатор, вновь стоявший спиной к фонтану — нет. Мы с Тилвасом быстро переглянулись, и я резко изогнулась, заставив тем самым качнуться подвеску в виде яйца у меня на груди. Где-то там, в подземелье, точно такая же качнулась у Галасы Дарети.
Суд прошел в нашу пользу. Пора пускать океанские фонтаны наружу.
Краем глаза я также увидела, как из тени арки бесшумно выступил Мокки Бакоа. Вор за руку потянул трясущегося морского рехха обратно, в укрытие, и пленник с облегчением скрылся. Он и так настрадался, не надо ему участвовать в битве.
Мокки снова высунулся из арки, явно намереваясь двинуться ко мне, помочь, но я отрицательно замотала головой — не вздумай, эй, мы же обсуждали это! По нашему плану Мокки и Галаса не должны были участвовать в происходящем.
Одновременно с моим молчаливым протестом горфус повернул голову в сторону арки — видимо, почувствовал какое-то движение, — и вор мгновенно растворился в тени, чтобы остаться незамеченным.
— Знаешь, что мне не нравится в нашей битве, пэйярту?.. — вдруг проговорил горфус, новым заклинанием возводя перед Тилвасом полыхающую стену синего огня, разделившую сад пополам.
Тилвас в своей прекрасной манере — никакого бисера свиньям — не стал отвечать. Просто мастерски крутанул в руках магические алые кинжалы и попробовал прорубить ими ход в синем пламени. Получилось, но лишь на секунду — синие стены вновь сомкнулись. Талвани отбросил ножи и стал выколдовывать другое плетение, призванное остановить огонь.
— …Мне не нравится то, как ты спокоен, — вкрадчиво продолжил горфус, монотонно шагая вдоль стены на нашей стороне. — Я начинаю думать, что ты не слишком переживаешь за Джеремию, зная мою слабость к ней. Однако не всё потеряно, ведь я…
Не договорив, сенатор резко повернулся ко мне и метнул в меня светящееся лезвие, в мгновение ока выдернутое им из пустоты.
Вот это уже не по плану.
Лицо Тилваса исказилось.
Глаза его полыхнули незнакомым мне светом, сухожилия напряглись. Артефактор отпустил незаконченное заклинание и шагнул сквозь пламя прямо так, как был.
Синий огонь обхватил его со всех сторон. Тилвас прошел сквозь него, не думая о ранах, расцветших тотчас по всему телу. Тень лиса пэйярту также скользнула сквозь пламя, оставляя стаю воющих, рычащих волков позади. Полыхая, израненная, но ловкая, тень бросилась ко мне, а ее хозяин Талвани что есть сил швырнул вперед формулу отмены.
Но… Лезвие, брошенное сенатором, было первым. Ведь даже у магии есть скорость. И фора.
Глядя на то, как туманное колдовское лезвие приближается, крутясь вдоль своей оси, метясь мне прямо в сердце, я судорожно вдохнула. Время будто замедлилось. Прикованные руки не давали мне возможности увернуться.
Да, прах побери, это вообще не по плану.
Лезвие было уже совсем близко, как вдруг из тени возле меня скользящим гильдийским шагом вынырнул Мокки. И замер лицом ко мне, передо мной.
— Я… — начал он, и в этот самый момент кинжал пронзил его насквозь.
Краешек лезвия показался в груди, взорвался, а потом мгновенно растворился, оставив по себе фонтан крови и клочья рубашки.
Глаза Бакоа расширились и остекленели. Без единого звука мертвый вор упал на землю.
Убит.
Убит.
Убит.
Я заорала. Я орала так, что мне казалось, весь мир должен рухнуть — если еще нет. Я чуть не вырвала себе руки, пытаясь освободиться от пут горфуса, я не видела и не слышала ничего, кроме безжизненного тела на земле полночного сада и тишины — там, где должно быть биение сердца и вечная, самоуверенная,
наглая
насмешка
Мокки над жизнью.
Когда мой крик иссяк, оставив лишь слезы и оглушающую тишину, горфус закончил:
— …Не все потеряно, ведь я в курсе, что ты дорожишь не одной только Джерри.