Зрячая ночь. Сборник

— Гляди-ка, а не помогло. — Лера скривилась во тьму. — Бухлишко-то нам совершенно не помогло. — Помолчала, скинула носком сандальки камешек, тот полетел вниз, шлепнулся о воду. — Значит, мы не можем взяться за дело мечты, просто потому что никто у нас его не купит в итоге?

— Выходит, что так. — Стас засунул руку под толстовку и выудил плоскую фляжку. — Так выпьем же за это!

Сделал большой глоток, протянул Лере, та не глядя взяла. В полом нутре фляжки булькнуло. На вкус пойло оказалось горьковатым, вязким и травяным. Теплый егермейстер огнем пронесся по горлу и ухнул в пустой желудок. Лера сделала еще один глоток, и еще.

— Знаешь как мы называемся? — спросила она, чувствуя, что жар наполняет ее, мягко кружа голову. — Люди, готовые заниматься тем, чем не хочется, и так, как навязывают им другие, ради того, чтобы получить немного деньжат?

— Есть предположения, да.

— Бляди, — сказав это, Лера поняла, что пьяна в какую-то невозможную, несусветную дугу. — Мы подставляемся с разных сторон, подмахиваем задом, открываем рот и работаем языком. Мы готовы менять задумки, макеты, планы, лишь бы угодить. Мы пишем продажную херь, ради денег. И даже не думаем взяться за что-то важное, просто потому что нам страшно. Страшно вложить слишком много себя, а на выходе получить… Пшик.

Она перевесилась через ограждение, разжала руки, оторвала от асфальта ноги и повисла так, покачиваясь на животе, будто большие весы, еще не решившие, в какую сторону склониться.

— Кажется, тебе хватит, — пробормотал Стас, схватил ее за плечо и потянул наверх. — Полетишь же…

Лера помотала головой, пытаясь собраться с мыслями. Ноги опять обрели опору, в голове шумело, чужие пальцы осторожно забрали у нее опустевшую фляжку.

— А может стоит, как думаешь? — наконец спросила она. — Взять и полететь вниз. Хотя… тут низко. Не разобьешься.

— Это смотря как падать, если спиной назад да еще плашмя, то оглушит ударом и выплыть уже не получится. Нахлебаешься сразу. К тому же темно.

От этих слов — продуманных и логичных, стало не по себе. Лера отшатнулась от ограждения. Она вдруг представила, как это на самом деле — шагнуть в темноту, почувствовать, что внутренности сжимаются в один комок от ужаса падения, а потом удар, который выбивает дух, и вода повсюду, черная, тяжелая, грязная вода. Ни вдохнуть, ни вырваться из ее лап.

— Слезь, пожалуйста. — Голос стал сиплым от страха.

Сидящий к ней спиной не пошевелился.

— Стас, послушай, слезай…

Он обернулся, в приглушенном свете ламп, развешанных под потолком галереи, его лицо выглядело куда старше, чем на первый взгляд. Таким бывает человек, который прошел длинный, полный лишений путь, но вместо дома нашел пепелище. Или нет, не так. В конце-концов оказалось, что дома вовсе не существует, что он сам его придумал. А на деле у него есть лишь пустота и чужие жизни, которые никогда не пересекутся с его собственной.

— Стас, слезай. — Слезы уже кипели в горле, вот-вот прорвутся.

— Да чего испугалась-то? — Улыбка в миг стерла маску старика, остался лишь пьяный парень, красивый в своей хмельной грусти. — А давай вместе, а?..

— Ты с ума сошел? — Охнула, попятилась к двери, ведущей в галерею.

— Какая дура, а! — Стас улыбнулся еще шире. — Давай вместе попробуем сделать так, как хочется. Напиши сказку. Одну. Любую. А я по ней нарисую. Чтобы лес непроходимый, чудища…

— И старуха-банши воем своим прогоняет тьму?

Бабка под ребрами встрепенулась, прочистила горло, обольстительно улыбнулась голыми деснами.

— Да хоть что, просто попробуй. И я попробую. Давай?

Конечно, он был вусмерть пьян, но эти слова, эта улыбка, эти глаза — яркие-яркие, чистые, честные, вспыхнувшие вдруг надеждой, Лера просто не могла им не поверить. И улыбнулась в ответ, и протянула руку, мол, да! да! я согласна, слезай скорее, поедем ко мне, ты будешь спать на диване, а я напишу для тебя самую жуткую, самую красивую сказку, только слезай!

Стас продолжал сидеть в полоборота, покачиваясь на перилах, ему нужно было развернуться, встать на нижнюю перекладину ограждения, перекинуть через него одну ногу, перенести на нее вес, потом вторую и спрыгнуть на тротуар. Это было легко даже для хмельного тела, окончательно онемевшего от долгого сидения в неудобной позе.

Все случилось в одно мгновение. Вот Стас оторвал ладонь от перил, чтобы схватиться за Леру, вот развернулся, просунул носок левого кроссовка между коваными балясинами, оттолкнулся от перил и покачиваясь встал. Теперь их разделяло ограждение. Позади Стаса заканчивалась короткая ночь, позади Леры мерцала лампами галерея. Они тянулись друг к другу — еще немного и пальцы встретятся, сплетутся, и один вытащит другого на безопасную сторону, чтобы все закончилось. Чтобы все началось.