Читаем Зубная фея летает на зубной щётке полностью

– А мы далеко. Мы раньше жили, думали, вообще никого нет, кроме нашей деревни. А потом пошли на гору, а там великан. Ну, и он за нами. Даже не знаю, почему. Вообще без причины.

– Великан? – уточнила Янка.

– Ну да, здоровенный такой, полдеревни растоптал.

В прошлой жизни Янка ушла бы тихонько от того, кто рассказывает про великанов, топчущих деревни без причины. Но если она сама фея, и сидит рядом с гномом, чего ей великану удивляться? Значит, есть где-то великаны. Опять же, здешние большие – чем не великаны? Размер вполне подходящий, хоть и называют их по-другому.

– Вот, – продолжал гном свой внезапный рассказ, – а потом зимой мы снова пошли куда подальше, и ещё с великанами познакомились. Только другими. А наших всех в пещеру подземную угнали. Там гномов было видимо-невидимо, столько, оказывается, разных деревень есть на свете. И с феями там тоже познакомились. Ну, а потом вывели всех оттуда. А потом сидеть дома надоело, вот, отправились в путешествие. Ездила когда-нибудь по железной дороге?

– Нет. Никогда. Я на самолётах летала, – про самолёты она прошептала так, чтобы гном не услышал.

– Ну да, откуда тебе на поездах ездить.

Толстый с видом превосходства облизал зефирину. Янка вспомнила, как станционный смотритель назвал гномов деревенщиной.

– Подожди, а что за феи? Ты сейчас сказал, что вы с феями познакомились.

– Феи, – пожал плечами гном, – обычные. Такие, с крыльями, вон, как у него. – Толстый показал пальцем на пролетающего фея постельного белья. – Они нас тоже летать научили. Малыш вообще лучше феев летает. У них город на деревьях.

– И что, они дикие? – Янка решила проверить информацию на всякий случай.

– Почему дикие? – удивился Толстый.

– Ну, там, они страдают? От этих, невзгод?

– Почему страдают? Ничего не страдают. Летают себе.

– А погода? – Янка помахала рукой, изображая погоду.

– А что погода? Нормальная погода.

– Ну да. Ясно.

Янка подумала, что в этой квартире сказок рассказывают многовато даже для фей.

– О, мои идут. Эй!

Толстый замахал рукой. Подошли три гнома, и Янка познакомилась с Белочкой, Профессором и Малышом. Поговорить не получилось, поезд уже отправлялся, и станционный смотритель снова позвонил в колокол.

– Ну, пока, звоните, если что, – сказала Янка по привычке.

– А? Во что звоните, зачем звоните?

Толстый непонимающе посмотрел на вокзальный колокол, звон которого ещё не затих.

– Ничего, это я так, – смутилась Янка. – Извини.

– А. Ладно, пока, может, увидимся. Если будешь в наших краях, мы с Профессором в Старой деревне живём, а Белочка с Малышом – в Новой. Ты это, заходи.

Гномы, с которыми она познакомилась, и все прочие погрузились в пассажирские вагоны. В товарные вагоны грузчики закатили последнюю катушку ниток. Паровоз загудел, станционный смотритель ещё раз ударил в колокол, и состав тронулся.

Янка помахала рукой уходящему поезду. Ей показалось, так будет правильно. Подумала, не взять ли себе сухой зефир на палочке, но не знала, тут он бесплатный, как прочая еда для фей, или только на обмен. Вспомнила, что ждёт её ночью: за болтовнёй с гномом по имени Толстый она успела забыть про свои планы. Вздохнула, и пошла домой. Полетела бы, находилась уже, но щётку, отправляясь гулять, не взяла, чтобы не таскать на плече.

За огромным окном темнело. Она шла и думала о темноте. И её колени начали чуть подрагивать. Чтобы успокоиться, Янка принялась вспоминать свои игрушки, оставшиеся дома, какие они милые и хорошие.

Стало ещё хуже.

* * *

– А это куда?

Яна пыталась просунуть руку в крыло пингвина. Находясь внутри пингвина. Демьян суетился рядом.

– Давай, я подержу. Сильнее. Сильнее. Толкай. А теперь голову. Сюда. Давай.

В голову пингвина, в её верхнюю часть, была напихана вата, так что клюв оказался на уровне её лба. А под клювом обнаружилась дырка, занавешенная сеткой из старых чёрных капроновых колготок.

Янка попыталась поправить голову пингвина, тяжело давившую на её собственную, но не смогла поднять руки, вставленные в крылья, достаточно высоко. Тогда она покрутила головой, устраивая её поудобнее. Но, похоже, удобного положения внутри пингвиньей головы не существовало.

– Не видно же ничего! – крикнула она Демьяну.

Из пингвина голос Янки звучал как из-под одеяла, придавленного подушками.

– Да, это несколько неудобно, но нельзя, чтобы тебя заметили. Заметили, что ты внутри, – терпеливо объяснял Демьян.

Внутри пингвина воняло потом. Неудивительно: Янка ещё шага не сделала, а уже вспотела. Она решила, что всегда будет жалеть актёров, которые в примерно таких же куклах развлекают детей на праздниках и рекламируют что-нибудь на улицах. Но издалека, близко к ростовым куклам она больше не подойдёт.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аэлита - сетевая литература

Похожие книги

Кабинет фей
Кабинет фей

Издание включает полное собрание сказок Мари-Катрин д'Онуа (1651–1705) — одной из самых знаменитых сказочниц «галантного века», современному русскому читателю на удивление мало известной. Между тем ее имя и значение для французской литературной сказки вполне сопоставимы со значением ее великого современника и общепризнанного «отца» этого жанра Шарля Перро — уж его-то имя известно всем. Подчас мотивы и сюжеты двух сказочников пересекаются, дополняя друг друга. При этом именно Мари-Катрин д'Онуа принадлежит термин «сказки фей», который, с момента выхода в свет одноименного сборника ее сказок, стал активно употребляться по всей Европе для обозначения данного жанра.Сказки д'Онуа красочны и увлекательны. В них силен фольклорный фон, но при этом они изобилуют литературными аллюзиями. Во многих из этих текстов важен элемент пародии и иронии. Сказки у мадам д'Онуа длиннее, чем у Шарля Перро, композиция их сложнее, некоторые из них сродни роману. При этом, подобно сказкам Перро и других современников, они снабжены стихотворными моралями.Издание, снабженное подробными комментариями, биографическими и библиографическим данными, богато иллюстрировано как редчайшими иллюстрациями из прижизненного и позднейших изданий сказок мадам д'Онуа, так и изобразительными материалами, предельно широко воссоздающими ее эпоху.

Мари Катрин Д'Онуа

Сказки народов мира
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза