Зубровский

Зубровский подошел к электронной карте и стал ее рассматривать, перекатывая катышек в руке.

— По-моему, она не могла так далеко уйти. Это же почти на самой границе.

— Ты думаешь…

— Да, похоже, кто-то из Грузии движется ей на помощь…

Болховитинов задумался.

— Ну что ж, встретим их как положено, — он повернулся к капитану. — Предупредите пограничников. И вышлите группу немедленного реагирования.

— «Беркут» или «Гепард»? — уточнил капитан.

— «Гепард», кончено, там надо сработать бесшумно…

Развернувшись на месте, капитан вышел из вагончика.

* * *

Фатима приглядывалась, где бы расположиться на ночевку. Конечно, подальше в глубь леса, в мрачный ельник. Поразмыслив, все же решила — лучше на опушке. Там, правда, опаснее, чем в ельнике, зато в этой стороне можно поесть. Как всегда, к вечеру засосало под ложечкой. Ягоды, которые собрала под вечер, она почти все съела, ежевика плохо утоляла голод, а вот пить после нее не хотелось.

Итак, майора она упустила. И потеряла из-за этого время. Теперь все проходы в Грузию наверняка закрыты. Да и сил добраться туда уже нет. Что делать? Своего решения она не отменяла. Надо продолжать выполнение задания. Но как? Взрывчатку, заложенную в плотину, можно было бы попробовать заставить сдетонировать, взорвав рядом с ней небольшой заряд. Возможно, достаточно одной гранаты. Гранаты! Она видела их в той пещере, где оставила старика и молодого. Но тогда придется возвращаться обратно. А там ее могут ждать. Как жаль, что она не прихватила гранаты! Но в тот момент они представляли собой только лишнюю тяжесть. Она не собиралась подпускать к себе противника настолько, чтобы вести ближний бой. Да, придется возвращаться. Ждут ли ее там? Вряд ли, ведь они считают, что ее сейчас волнует единственное — как скрыться от них.

Миновав перелесок с редкими тисами, она устало поднялась по склону вверх. В лесу уже потемнело, вокруг тихо дремали ели и карагачи, не шевелился ни один листок на тронутых желтизной акациях.

Кажется, в том самом месте, где и в первый раз, она осторожно спустилась в широкий провал ущелья, напилась из ручья, умыла лицо и руки. Поднимаясь на противоположный склон, останавливалась и подолгу отдыхала, чувствуя, как мало осталось сил. Совсем недавно слабости не примечала, должно быть, ею двигал азарт преследования.

Когда выбралась из ущелья, долго не могла отдышаться. Потом углубилась в лес, нашла вроде бы подходящее место между двумя кустами орешника, сомкнувшимися верхушками. Прежде чем лечь, обшарила со всех сторон ветки — нет, орех не уродился. Правда, на полянках попадались грибы — сыроежки и волнушки, изредка выглядывали красные шапочки мухоморов.

44

Шестеро вошли в распадок. Даже днем он вызвал бы щемящее чувство тревоги. Дикое нагромождение скал в этой узкой безветренной и лишенной света щели сдавило их. Казалось, что в любую минуту замшелые камни, нависшие над ними, рухнут и похоронят в своей могиле. И только высоко вверху, как со дна колодца, были видны яркие южные звезды, хрустальные и блестящие.

Внезапно какая-то тень перечеркнула свет от звезды. Вслед за ней с крутого откоса ущелья вниз упали тени. Идущий впереди Резван не успел поднять руку, чтобы предупредить остальных, и никто даже не схватился за оружие. Короткий шум борьбы, сдавленные крики, шум быстро удаляющихся шагов.

И опять наступила тишина, не нарушаемая ничьим дыханием, только далекие звезды продолжали бесстрастно лить синий свет на шесть бездыханных, быстро остывающих тел, тесно прижавшихся холодными мокрыми щеками к осклизлым камням.

* * *

Фатима проснулась из-за боли в груди. В боку распухло так сильно, что пришлось ослабить ремень, однако и теперь при каждом вдохе сломанные ребра отдавались резкой болью, и она морщилась.

Надо было идти искать пещеру, но не было сил подняться. Нет, надо довести дело до конца!

Глотая голодную слюну, она скрючилась в темноте под кустами на реденькой мелкой траве, втянула голову в ворот, сунула руки за пазуху и так лежала. Глаза порой закрывала, не очень опасаясь чего-нибудь прозевать — из-под кустов и так не много увидишь. Зато ее слух обострился. Даже во сне она прислушивалась. Иначе как еще обезопасить себя в таком положении? Деревья слегка шумели в верхушках, но этот шум не нарушал привычной лесной тишины. Порой вспархивала в кустах мелкая птаха, но и она не тревожила ее покой. Постепенно и незаметно для себя она снова задремала.

Где-то в небе светило нежаркое солнце, вершины тисов поодаль тихо светились в его косых лучах. На ветках сверху грелись вороны. Внизу под орешником стыла волглая тень, было зябко, и Фатима ворочалась с боку на бок, чтобы не очень застудиться от земли. Она немного вздремнула — час или больше, а потом снова стал донимать голод. И она поднялась, побрела меж кустов орешника, забралась в заваленный хворостом молодой сосняк. Немного задержалась в зарослях высокого, в рост человека, малинника, на ветвях которого кое-где чернели сухие, исклеванные птицей ягоды. Она собирала их по одной и ела. Ягоды противно хрустели на зубах, утратив всю прошлую сладость.