Зубы дракона

Вскоре после полуночи они получили четкий снимок. При большом увеличении фотография была зернистой, в крапинку. Зато проявилась одна деталь. На левом запястье душащей руки была татуировка в виде свернувшейся змеи.

– Мы должны рассказать судье Харлану, – настаивал Перкинс.

– Я должен собираться, – сказал Джонсон, – и должен немного поспать перед завтрашним отъездом.

– Но это убийство!

– Это Дедвуд, – сказал Джонсон. – Тут все время такое случается.

– Вы собираетесь просто уехать?

– Собираюсь.

– Тогда дайте пластину мне, а я пойду и расскажу все судье Харлану.

– Поступайте как знаете, – сказал Джонсон и отдал ему пластину.

Вернувшись в отель «Гранд Сентрал», он прошел мимо Черного Дика Кэрри. Дик был пьян.

– Привет, Фогги, – сказал Дик.

– Привет, Дик, – ответил Джонсон и поднялся в свою комнату.

Как он отметил в дневнике, «то был прекрасный, ироничный финальный штрих моего последнего дня в печально знаменитом Дедвуде».

Он с полчаса укладывал вещи, когда в его комнате появились Перкинс с судьей Харланом.

– Вы сделали эту фотографию? – спросил судья Харлан.

– Я, судья.

– Вы как-нибудь улучшали снимок, ретушируя его карандашом или еще как-нибудь?

– Нет, судья.

– Прекрасно, – заявил судья Харлан. – Мы поймали его с поличным.

– Я рад за вас, – ответил Джонсон.

– Дознание начнется утром, – сообщил судья Харлан. – Будьте там в десять часов, Фогги.

Джонсон сказал, что он покидает город с кавалерией генерала Крука.

– Боюсь, вы не сможете этого сделать, – ответил судья Харлан. – Вообще-то нынче ночью вы подвергаетесь некоторому риску, оставаясь здесь. Придется взять вас под охрану.

– О чем вы говорите? – спросил Джонсон.

– Я говорю о тюрьме, – сказал судья Харлан.

На следующий день в Дедвуде

Тюрьма находилась в заброшенной шахте забоя на краю города и была снабжена железными решетками и крепким замком. Проведя ночь на ледяном холоде, Джонсон смог сквозь прутья наблюдать, как кавалерия под командованием генерала Крука едет на юг, покидая Дедвуд.

Он им кричал – кричал, пока не охрип, – но никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Никто не пришел, чтобы выпустить его из тюрьмы, почти до полудня, когда появился судья Харлан, постанывая и тряся головой.

– Что случилось? – спросил Джонсон.

– Слегка перебрал с выпивкой прошлой ночью, – ответил судья. Он широко распахнул дверь. – Можете уходить.

– А как же дознание?

– Дознание отменено.

– Что?!

Судья Харлан кивнул:

– Черный Дик Кэрри улизнул из города. Похоже, ему шепнули о том, что надвигается, и он выбрал главное достоинство храбрости, как сказал бы Шекспир[60]. В отсутствие Дика в дознании нет смысла. Вы можете идти.

– Но кавалерия уже опередила меня на полдня, – сказал Джонсон. – Мне ни за что их не догнать.

– Верно, – согласился судья. – Я очень извиняюсь за причиненные неудобства, сынок. Думаю, в итоге вы еще некоторое время пробудете с нами в Дедвуде.

История об обличающей фотографии Джонсона и о том, как он упустил шанс уйти с кавалерией, облетела город.

Это имело серьезные последствия.

Первым последствием было то, что отношения между Джонсоном и Черным Диком Кэрри, Другом Старателей, стали еще хуже. Все братья Кэрри теперь демонстрировали по отношению к Уильяму открытую враждебность, тем более что судья Харлан как будто не интересовался новым расследованием смерти Тома Техаса. Когда братья бывали в городе (а это случалось всякий раз, когда ни один дилижанс не покидал Дедвуд день-другой), они останавливались в отеле «Гранд Сентрал». И если обедали – что случалось редко, – они ели там же.

Джонсон раздражал Дика, который объявил, что Джонсон со своими, как он выразился, филадельфи-и-и-йскими манерами ведет себя высокомерно по отношению к остальным.

– «Передайте масло, будьте так добры»? Тьфу! Не выношу его изящных манер.

Шли дни, и Дик пристрастился задирать Джонсона, к удовольствию своих братьев. Джонсон молча все сносил; он ничего не мог поделать, поскольку Дик только того и ждал, чтобы перенести спор на улицу и уладить его с помощью пистолетов. Даже будучи пьяным, Дик оставался хорошим стрелком и каждые несколько дней кого-нибудь убивал.

Никто из знавших Дика горожан не пошел бы против него, и Джонсон точно не собирался так поступать. Но дело приняло настолько дурной оборот, что он покидал столовую, не закончив есть, если туда входил Дик.

А потом приключилась история с мисс Эмили.

Эмили

Женщин в Дедвуде было мало, и они были не лучше удовлетворительного уровня. Большинство жили в заведении под названием «Крикет» в конце южного поворота улицы, где занимались своим ремеслом под бдительным присмотром миссис Маршалл, курившей опиум и владевшей этим домом.