Звенья одной цепи

Опасная штуковина. Похоже, действует на значительном удалении, не то, что мой посох. И как бы мне ни было любопытно узнать о принципе действия этого оружия, испытывать его на себе что-то не хотелось, поэтому я выполнил обращенный ко мне приказ.

Мои глаза оказались примерно на одном уровне с глазами золотозвенника, чем тот не преминул воспользоваться, уставившись на меня немигающим взглядом.

— Сколько времени ты находишься в этой камере?

— Если скажете, который час идет, мне будет проще ответить.

Он криво усмехнулся.

— Скоро пробьют утреннюю зарю.

— Я оказался здесь еще до вечерней.

— Значит, этого парня привели уже при тебе?

— Да, эрте.

Золотозвенник, казалось, вдобавок к застывшему взгляду перестал еще и дышать.

— Он что-нибудь говорил? Рассказывал о чем-нибудь странном, что с ним приключилось?

— Он ничего не помнил. Если вы хорошо глядели, то наверняка заметили шишку у него на лбу с правой стороны. Так вот, парня кто-то хорошо стукнул по голове, от чего он впал в беспамятство.

— Но решетку он дергал не во сне, ведь так?

— Да. Очнулся вскоре после того, как его принесли. И долго не мог понять, что происходит, а потом…

— Потом? — Пеговолосый напрягся, как охотничья собака в стойке.

— Потом кое-что все же вспомнил.

Золотозвенник, приготовившийся к обстоятельному рассказу, зло фыркнул, наткнувшись на простодушное молчание, и огонек бракка приблизился к моему лицу почти вплотную.

— Что именно?

— Вспомнил, что вышел ночью во двор. Гулял там. Встретил давнего неприятеля и подрался с ним. А подрался потому, что стал таким же сильным.

Темные глаза все же мигнули.

— Дальше!

— А дальше все было просто. Он решил, что я сомневаюсь в его силе, и вцепился в решетку. Итог вам известен.

Золотозвенник еще раз пристально прищурился:

— Больше тебе нечего рассказать?

— Нет, эрте.

Последние слова умирающего, сколь бы важными они ни были, именно в силу своей необъяснимой значимости показались мне опасными, в первую очередь для меня самого, поэтому я предпочел промолчать.

— Все готово! — Окликнула нас из-за решетки женщина, и «багряные» отправились обратно.

Что именно творила сереброзвенница Цепи одушевления во время моего допроса, я не видел, но когда она отошла от тела, мне почудилось, будто мертвецу стало чего-то недоставать. Может быть, части лица, может быть, отдельных кусочков плоти: света факелов, задерживаемого спинами стражников, не хватало, чтобы все ясно разглядеть. Зато я смог увидеть то, что и в самом деле выглядело поразительно и пугающе.

Женщина подошла к решетке, положила свои ладони на оторванные, начала поглаживать, все настойчивее и настойчивее, а в какой-то момент скользнула в них, как в перчатки, и медленно разжала скрюченные пальцы, словно они вдруг стали ее собственными. Потом руки, живые и мертвые, то ли разделившиеся, то ли еще слепленные друг с другом, спрятались в складках мантии. Бритоголовая, поворачиваясь, чтобы уйти, поймала мой удивленный взгляд, насмешливо подмигнула, и в следующий миг посреди камеры взвились языки костра, охватившего мертвое тело. Очень странного костра, бросающего на стены не желтые или красные, а синеватые отблески.

Пламя взлетело, протрещало от силы с минуту и упало вниз, исчезая в швах между каменными плитами пола. Бракк вновь вернулся в поясные ножны, а сам сопроводитель — за спину своего Ведущего, который, прежде чем покинуть тюремный коридор, повернулся ко мне и сказал:

— Тебе было бы безопаснее забыть все, что ты видел. Но ты не имеешь на это права.

***

С прибытием сонного тюремного начальства пришла и моя свобода: стражники вернули изъятые при аресте вещи, к которым, судя по всему, разумно предпочли не прикасаться больше положенного, и препроводили на свет начинающегося дня, морозного и празднично ясного, словно вознаграждающего взгляд яркими красками за мутную тревогу минувшей ночи. Времени до утренней поверки оставалось совсем немного, но не успел я ускорить шаг, намереваясь как можно скорее добраться до Наблюдательного дома, меня догнал оклик:

— Сопроводитель Мори!

Таким тоном ко мне всегда обращался лишь один-единственный человек моего мира, ограниченного городскими стенами. Но этому человеку полагалось поутру находиться вовсе не на узкой улочке, а в просторном кабинете.

— Эрте?

Ротан Лаолли со-Мерея не растерял умения прятаться от любопытных взоров: я бы прошел мимо него, не заметив, в лучшем случае, рассеянно подумав, что один из выступов каменной кладки имеет чуть большие размеры, чем соседние.

— Направляетесь на службу?

— Да. Как и должно.

— Не торопитесь. — Он еще глубже спрятал лицо в капюшон плаща, но это странным образом никак не отразилось на четкости долетающих до меня слов. — Мои ноги уже не те, что в юности, да и бежать вам… некуда.

Забавное совпадение. Когда «багряные» ушли из тюремного коридора, я подумал о том же самом. Правда, так и не смог понять, откуда взялось навязчивое желание оказаться как можно дальше от всего случившегося, самое лучшее — в другой жизни.

— Что вы хотите сказать, эрте?

Лаолли вздохнул.