Зверь

Эллен решительно встала с кушетки под неодобрительный взгляд Фишера.

— Не советую, — строго окликнул её фельдшер, когда она, пошатываясь, направилась к двери. — У вас сотрясение и ушибы.

Она лишь кивнула головой в знак того, что услышала его. Фельдшер не стал хватать её за руки и удерживать насильно.

На горизонте светлело. Воздух был удивительно безмятежен и свеж — природе вокруг было плевать на чужие откровения, она была неизменна. Каждая сосна, каждая обветшалая стена зданий была безмолвным свидетелем терзаний людских душ, скрывая за густой листвой смерти, тайны и всё то, что не должно выходить отсюда в большой мир. Это была реальность внутри реальности, беспощадная и ужасающая. Не зря говорят, что многие знания — многие беды, Эллен предпочла бы никогда не сталкиваться с тем, с чем столкнулась нос к носу. Она хотела бы вернуться в свою шумную, суетную, поверхностную жизнь и никогда не узнавать о том, что в мире есть вещи, не поддающиеся пониманию. Она бы никогда не узнала Адама Бишопа и это чувство невозможной, безнадёжной любви за гранью добра и зла, которая теперь терзала её не хуже самых изощрённых пыток.

— Адам, я знаю, ты слышишь меня, как бы далеко не был. Нам нужно поговорить. Дома.

Эллен не стала напрягать голосовые связки и произнесла это тихо, чтобы не сотрясать понапрасну воздух. Она знала, что он услышит. Ей стоило чуть повернуть голову, чтобы боковым зрением увидеть его. Адам шёл за ней на почтительном расстоянии, чтобы не напугать одним своим присутствием в её личном пространстве. Одним своим существованием.

Она оставила дверь распахнутой и поднялась на второй этаж. Свет она включать не стала — за окном белело предрассветное небо, в его блеклых отсветах виднелись очертания мебели — можно не бояться снова обо что-нибудь расшибиться. Эллен забралась с ногами на кресло у камина. Адам остался в дверях.

— Спрашивай.

Его голос звучал холодно и по-деловому. Отчуждение между ними выросло размером с пропасть — она не доверяла ему, он ей тоже. Эллен боялась вспоминать его другим, боялась увидеть это снова и понимала, что Адам чувствует её страх. Она не хотела принимать правду и не хотела получать ответы ценой ещё одной потери. Иллюзии рассыпались в прах. Эллен теряла Адама, неумолимо и безвозвратно.

— Это больно?

— Каждый раз.

Дыхание перехватило. Эллен опустила голову, вонзилась пальцами в густую копну спутанных волос, сжала руку в кулак, едва не выдрав клок. Внутри тяжёлым камнем ворочалось какое-то неопределённое чувство. Наверное, сострадание.

— Когда ты понял, что с тобой… — она запнулась, подбирая нужное слово, — что с тобой что-то не так.

— Это называется временем перехода. Обычно он наступает тогда, когда мальчики становятся мужчинами. В тот момент я был не один, со мной был опытный наставник. Он усыновил меня после смерти матери. Он помог мне справиться, — Адам прервался и взглянул на Эллен, оценивая её реакцию.

Она избегала смотреть ему в лицо. Сгорбившись и обняв руками колени Эллен сидела в кресле и молча внимала. Она надеялась, что Адам верно истолкует её молчание. Эллен хотела, чтобы он продолжал, но произносить эту просьбу вслух у неё просто не было сил.

— Это сложно объяснить. Сознание переключается. Перестаешь себя контролировать. И кругом только боль, одна боль. И ужас. Особенно в первые несколько раз.

Эллен невольно дёрнула плечами. Ей тяжело было представить, каково испытывать агонию раз за разом, каково привыкнуть к этой боли и считать её частью себя. Адам однажды сказал ей, что к боли привыкаешь. Она не думала, что его слова несут такой ужасающий, такой прямой смысл.

— Ты смог выбить стальную дверь.

— Да. Это не сложно для меня.

— Ты услышал, когда я ударилась. Где ты был?

— В лесу, недалеко от КПП. У меня хороший слух.

Адам был предельно откровенен — больше никаких тайн, больше никакого молчания, никаких блуждающих взглядов, устремлённых в прошлое. Эллен сыпала вопрос за вопросом и понимала, что ответы становятся не важны. В его словах не было ничего из того, что могло бы потрясти её — Эллен лишь получала подтверждение своим догадкам.

Стоило прислушаться к себе. Интуиция, инстинкты, чутьё — всё то, что досталось нам от животных — не врёт. Ежесекундная борьба за выживание перестала быть необходимостью, цивилизация обеспечила безопасность, но взамен забрала доверие к себе и способность к себе прислушиваться. Казалось, если отмотать время назад, вовремя заглушить голос разума и довериться шестому чувству, то всё не зашло бы так далеко, и Эллен не стояла бы одной ногой в могиле.

— Поезд. Там был ты?

— Да. Я чуть не опоздал. Рельсы — это их рук дело.

Эллен кивнула — пока всё складывалось. Она вспомнила, что сидела в перевёрнутом набок вагоне, словно в консервной банке. Им ничего не стоило размазать её останки по стенам купе. От этой мысли к горлу снова подступил ком тошноты.

— Тогда ночью в городе, когда ты спас меня.

— Я поехал за тобой, когда Эйдан вернулся без тебя. Тебе не следовало оставаться в городе одной.

— То есть, их убил не ты?