Зверь

Леон счастливо рассмеялся. Даника молчала.

– Ну, это не то что…. Но он же не совсем такой, как должен? Что-то с ним не так, правда ведь? Что-то необычное.

Йован постучал по трубке и продолжил, раз сестра не отвечала:

– Не думаешь, что его стоит обследовать? Возможно, ему нужно какое-то лечение. Вдруг он из тех детей, которых стоит держать в заведении. Ради них самих.

Даника поджала губы, но улыбнулась Леону, который смотрел на нее лучистыми счастливыми глазами. Мальчик поднялся и подбежал к ней, хотел похвастаться сломанной щеткой. Она подавила возглас боли, когда он прижал ее ногу к ножке стола.

– Мама! – сказал он. И тут же исчез. Вернулся к щепкам.

Йован долго смотрел на него и продолжал:

– Да, муж у тебя, кажется, тоже… В смысле, яблочко от яблоньки. Карл, без сомнения, отменный работник, но вот как отец для детей… Не лучший выбор, Дани-ка. – Йован сделал еще одну затяжку и выпустил дым в ее направлении.

– Я говорю это не из плохих побуждений, – продолжил он. – Просто я не могу не переживать, когда вижу парнишку. И мой долг, как брата, сказать тебе об этом.

Даника никогда не ощущала столько холода внутри, как в тот миг. Ей хотелось задушить Йована голыми руками.

Она уставилась на свои сжатые кулаки.

– Мне кажется, вам лучше уехать как можно быстрее, – сказала она, не поднимая глаз. Голос у нее звучал бесцветно. – Отправляйся обратно в Америку к своим смехотворным безжизненным куклам. И жену-истеричку с собой забирай. Здесь появляться больше не смей.

Йован сначала ничего не ответил, и Даника знала, что ее слова ранили его так же сильно, как ее задели речи брата. Когда он заговорил, голос звучал крайне сухо.

– Это и моя ферма. Я мог бы требовать…

– Только попробуй! – прошипела Даника. – Убью. Не я, так муж.

Йован посмотрел на нее сквозь сизый табачный дым дикими широко раскрытыми глазами.

– Ты мне угрожаешь? Родная сестра? В кого ты превратилась? Ты что, настолько вросла в землю, что начала сходить с ума?

– Может быть.

– Я приехал и желаю тебе только добра, а ты так со мной обращаешься?

– Ты не добра мне желаешь. Ты хочешь отнять у меня мое добро, – ответила Даника. – Но ферму ты не получишь. Не заслужил. Ничего ты не получишь.

Леон как-то достал большой мешок с мукой из шкафа. Держал его перед собой на вытянутых руках, а через мгновение бросил на пол прямо перед дядей, которого окутало белое облако. Йован встал, закашлявшись от муки, дыма и ярости. Он оттолкнул Леона в сторону и перевернул стул, отчего Леон рассмеялся и захлопал в ладоши.

У двери Йован взглянул на ребенка с нескрываемым отвращением.

– Черт побери, у мальчишки явно не все в порядке с головой. И еще он… слишком сильный. Гротеск какой-то. Гротеск. Уродец. Сама не видишь?

И ушел будить жену.

Даника все видела. А Леон, заметив у стены дохлую мышь, без труда отодвинул кухонный стол и подошел к ней поближе.

Агата махала и улыбалась из машины, когда они выезжали со двора. Белый палец торчал из окошка. Даника стояла на крыльце и тоже махала. Только ей.

Йован не смотрел на сестру с самой перепалки на кухне, а та ни на секунду не раскаивалась в своих словах о нем и куклах, но сожалела о сказанном насчет его жены, ведь, если начистоту, Агата была ей приятна.

В ее американском оптимизме было что-то искренне невинное и достойное уважения. Не всякая женщина сможет ходить по их лугам в светлых брюках и на каблуках, а она еще умудрялась поддерживать выражение полнейшего удовлетворения, даже восхищения всем вокруг.

Должно быть, она отменно владеет собой, думала Да-ника. Или просто из тех людей, в ком нет ни капли злобы и бунтарского духа.

В таком случае Леон сломал своей тете самый неподходящий палец. Особенно учитывая, что палец не восстановился, несмотря на быстрое врачебное вмешательство. Так и остался неподвижным навсегда.

Надо было ехать к соседке.

Медальон

Несмотря на внушительный вес, мама Мирко умела при желании двигаться совершенно бесшумно. За долгую жизнь она пришла к полному взаимопониманию со скрипучими досками пола в своем доме и точно знала, куда наступить, чтобы не шуметь. Она могла дойти со своей отдраенной до блеска кухни к спальне сына на другом конце длинного коридора, не выдав себя ни единым звуком.

Мирко понятия не имел, что его мама стоит по другую сторону двери, когда в бог знает который раз открывал маленький серебряный медальон Даники и клал его на простыню рядом с подушкой. На ночном столике горела керосиновая лампа, чтобы он мог разглядеть улыбающиеся лица Даники и Леона в маленьких овальных рамках. Мирко торопливо прикрыл лицо Леона кусочком ткани. Он вырезал его точно по размеру медальона.

Сейчас он хотел видеть только Данику.