Зверь

– Вы понимали Агату? – спросил он. Он сам немного понимал английский, в конце концов, он учил его в школе, хотя из-за картавости учительницы он не мог доверять правильности произношения.

– Нет, ее речь была тарабарщиной. Так казалось, по крайней мере. Но она вся светилась дружелюбием. Это было мощное зрелище.

Мирко представлял себе, какое сильное впечатление она могла произвести. Его самого пугало дружелюбие Агаты.

– Когда Йован представился и объяснил, с какой целью пришел, нам осталось только подчиниться. Велению Господа.

Отец покраснел.

– Понимаешь, Мирко, учитывая шок, который испытала мама вчера в твоей комнате, а потом это видение… все было решено за нас. У нас не было выбора, мальчик мой. Тебе придется уехать и искупить вину. И заодно помочь нам.

– Вы сможете меня простить? – спросил Мирко, задыхаясь от рыданий.

Ответ прозвучал быстро и уверенно.

– Да. Но сейчас сделай так, как велит Господь. И как говорит мама.

Мирко кивнул. Отец хотел еще что-то добавить, но медлил. Когда снова заговорил, голос у него звучал мягче и намного тише. Он почти шептал.

– Не расстраивайся слишком сильно. Не ты первый предавался греху по молодости. Я хочу сказать… это нормально… но давай это останется между нами. Пообещай, что ничего не скажешь маме.

Впервые отец Мирко попросил его хранить что-то в тайне. Он кивнул. Подумал о том, сколько раз слышал брата на соседней кровати.

– Настоящий грех в том, что ты обратил свое вожделение именно на нее. Ты и сам понимаешь, Мирко. Десятая заповедь.

Да, Мирко понимал.

– И потом, ты у нее украл! Никогда бы не поверил, что ты на такое способен. Вожделение околдовало тебя.

Мирко со стыдом склонил голову.

Естественно, Мирко не дали попрощаться с Дани-кой и Леоном. Он не рискнул и спросить о медальоне. На следующий день Йован и Агата приехали за ним на черном автомобиле. Сначала они собирались заехать в столицу и уладить некоторые формальности, а потом отправиться в Париж и уже оттуда улететь. Богатые родственники Агаты имели связи в авиации.

И Мирко полетит. Отпустит землю.

Мама плакала, целуя его на прощание.

– Слушайся их, – прошептала она. – Оставайся там, пока от тебя будет польза. А потом возвращайся с чистой совестью. Мы будем ждать.

– Пиши нам, – сказал отец. Глаза у него были такие синие, словно в каждом умещался целый океан.

Мирко кивал, отлично зная, что едва ли на его письма будут отвечать. Его родители слишком плохо умели писать, но они с удовольствием читали друг другу. Медленно и громко.

Там, внизу

Еще вот там, внизу. Между ног. Мне иногда очень хочется потрогать, но Мирко говорит, что лучше этого не делать.

Когда на улице темнеет и Мирко засыпает первый, я могу немного поиграть. Но он не хочет ни видеть этого, ни слышать, ни что-либо об этом знать, как он говорит. Если я этим занимаюсь, это моя тайна, и только моя.

И играться можно только с собой!

У него чуть больше, я заметил. Я бы с удовольствием и его потрогал, но об этом не может быть и речи. Мирко установил границу.

– Если хоть раз дотронешься до меня там, мы больше не друзья. Тогда конец, Додо.

Так что ничего хорошего не выйдет.

– И ради бога, не вздумай трогать других. Никогда и ни за что!

Судя по всему, трогать там внизу очень неправильно. И все же я должен трогать себя, я не могу удержаться, особенно в одиночестве по ночам. Но это тайна. Как-то удивительно это, тебе так не кажется?

Но какой смысл в тайне, если не можешь рассказать ее другу? Так что я стараюсь не трогать там. Только когда писаю. Зато стараюсь за ним следить. Ну ладно, иногда я немного играюсь, когда Мирко спит. Потому что он такой мягкий и занятный.

Совсем чуть-чуть. Я не хочу ничего дурного. Иногда я просто глажу волосы. Там внизу тоже растут волосы.

Представляешь, у него больше, чем у меня. Мне это нравится! Я все же в каком-то смысле маленький.

Проклятое дитя

Даника смотрела в спину соседу, когда тот возвращался к повозке. По спине было видно, что ему грустно. Интересно, по ее спине тоже видно, что она несчастна? Она выпрямилась и выставила грудь вперед, но все равно ощущала свинцовую тяжесть. Наверное, так же чувствует себя небо. По крайней мере, оно собралось в непрозрачную темную массу, в которой было столько оттенков серого, что она могла бы написать целую книгу.

Отец Мирко тряхнул вожжами, черная лошадь сделала пару осторожных шагов, перешла на легкую рысь и унесла его со двора. Он не оборачивался. Даника пошла к передней стороне дома, откуда могла наблюдать, как Мирко уезжает. Он становился все меньше и меньше, когда повозка уезжала по извивам дороги все дальше от ее фермы. Какое-то время она еще могла видеть, как он скользит по полям, но потом он превратился в темную точку и наконец исчез вдали за холмами и деревьями, загораживающими его собственную ферму.

Была середина дня, но темнота, окутавшая поля, напоминала ночь. Свет густой дымкой жался к земле. В этом даже было что-то красивое, думала Даника. Природа безжалостна, но прекрасна. В ней было утешение, но не было счастья. Из темноты начинало накрапывать.