Читаем Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз полностью

-- Забавно. Ему (кивок в сторону Вечкензы) - нужна месть. А какая ж месть, если кыпчаки сами, войском сильным да многолюдным, в Эрзянь Мастор придут? Это уже не радость отмщения, а горечь разгрома будет.

-- Мы будем биться! Мы не сдадимся! Эрзя умрут, но не отступят!

Мда... тянет на нац.героя.

-- Самород, где у тебя корчажка с маслицем? Дай нашему... полудевку. Давай, Вечкенза, спусти штанишки да смажь дырочку. Ты так жарко, так страстно рассуждаешь о геройской гибели твоего народа. "И как один умрут в борьбе за это". Ты своё "это" - смажь и растяни чуток. Для большей приятности. И постоянной готовности.

Вечкенза, оборванный мною в момент высокого духовного подъёма, пафосности и патриотизма, в процессе представления единовременной массовой геройской смерти своих соплеменников во имя спасания нац.чести, несколько растерялся от конкретизации выражающей эту "честь" анатомической подробности.

Губы его задрожали от едва сдерживаемых слёз. Он умоляюще уставился на своего старшего товарища, любовника и защитника - на Саморода. Тот кивнул, подтверждая обязательность исполнения приказа хозяина, парнишка послушно развернулся к стене и приступил к стадии подготовки. Вдруг сегодня господин снизойдёт... попробовать? Надо ж соответствовать! Ублажнуть по высшему разряду!

Но Самород, хоть и сунул маслёнку парню, упорно гнул свою линию:

-- А как же-то? Ежели тех, ну... вырезать. А другие узнают да прискочут... Кыпчаки-то конные, быстрые. А мордва-то пешая, шагом ходит. В чистом поле им-то и вовсе смерть. Строя не держат, щитов больших не носят, сильных луков не знают. Степняки-то поганые... наших-то поганых... издалека стрелами истыкают, а как толпа-то смерти не выдержит, да побежит - рубить с коней зачнут. Аки зайцев степных. Смертоубийство одно, бестолку.

Он прав: степная триада. Прореживание пешего противника - стрелами, пробивание строя - копьями, рубка бегущих - саблями. Классика. "Это ж все знают".

Только... я бы не стал начинать разговор, если бы не имел чего-то, чего не "все знают".

Забавно: Самород пытается отвлечь моё внимание. Это - ревность собственника, или сочувствие защитника? Зря нервничают ребята - здесь закручиваются дела куда как более важные. Чем жирно поблёскивающая свежим маслом дырка "для их наслаждений" даже и "наследного принца Мордовии".

-- Я и говорю: думаешь ты, да не додумываешь. Смотри: сказать хану - нельзя. Вырезать один кош - нельзя. Значит - воевать с ордой целиком. Воевать в поле - нельзя. Ну? И чего делать?

Здесь три подряд "нельзя". И - наплевать.

"Если нельзя, но очень хочется, то можно" - базовый русский принцип.

Другое дело, что надо ещё нейрончиками с аксончиками пошевелить. И придумать - "как".

Самород - толковый мужик. Но думает... линейно. А брать надо - интегрально. Рассматривая субъект совокупно. Например:

-- Чтобы сохранить власть отца, чтобы укрепить свою - тебе, Вечкенза, придётся воевать. Иначе... твой отец занял у очень многих. Отдавать - тебе. Но - нечем. Нет войны - инязора Вечкензу порвут в клочья. Свои же азоры. Тебе нужна добыча. Много добычи. Никто из соседей тебе столько не даст. Мурома, мари, черемисы, суваши, буртасы... Никто. Если только храбрые эрзя не отправятся штурмовать города Рязани или Булгара.

-- С чего это? Они мордвины, а не идиоты.

-- Правильно, Самород. Поэтому единственная возможная цель - кыпчаки. Точнее - орда Башкорда. В которой ходит кош Куджи, твои мучители.

-- Х-ха!

-- А ты как думал? Сразу в одну точку сходится и месть, и возврат долгов, и прибыль, и слава, и власть... Всё в одном месте - в победе над кипчаками Башкорда.

-- Дык... Воевода, я ж те толкую: не выстоит мордва против кыпчаков! Кыпчаки-то конные! А мордва-то пешая! А в чистом поле им-то и вовсе смерть...

-- Я пойду! Я всё равно пойду! Я их всех убью!

-- Замолчь! Поставили раком - так и стой! Тишком! Пока цел ещё! Эта... Мордва в лесу хороша биться. Да ведь в лес кыпчаки-то не пойдут.

-- Ой ли?! Так ли уж степняки в лес не ходят?

Под перекрестием двух пар изумлённых глаз я стал излагать... ещё не план военной кампании - просто мысли по поводу.

***

Времена сплошного кругогодичного таборного кочевания для половцев давно прошли. Каждая орда ходит в своей области - 80-100 тыс.кв.км. Башкорд, задвинутый в угол Волжско-Донского водораздела, ежегодно кочевал в три шага.

Весной вся орда дружно выкатывалась с зимних становищ на высокие места - на водоразделы левых притоков Дона.

Это большой праздник, это недели, когда люди в орде встречаются, общаются, держатся рядом. Таких площадок несколько. На них формируются курени. Близкородственные, дружественные роды ежегодным общением подтверждают своё согласие, общность.

Потом, ближе к середине лета, когда трава выгорает, курени распадается на коши - большие семьи, они спускаются к речкам. На многочисленные, относительно малые, разбросанные площадки. Отары, табуны и стада пасутся там. На подпитываемой речной влагой лугах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги