Читаем Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз полностью

Время от времени я взбрыкивался. Заелдыривал своим умникам какую-нибудь техническую идею. И радостно смотрел, как у них закипают мозги.

Увы - "мозговой свист" скоро кончался, ребятки начинали смотреть радостно, с ошалелым видом кидались курочить мой очередной измышлизм. Выметались от меня погружённые в "сношения ёжиков". Позже притаскивали мне такие реализации... Временами я плакал от хохота. Но всё чаще... крыть было нечем.

Мне оставались аварийные ситуации. Пожарник - не тот, кто спит 24 сутки. Это тот, кто 24 часа в сутки тушит пожар.

Конец восемьдесят пятой части

Часть 86. "Дианы грудь, ланиты Флоры, прелестны, милые друзья, но..."

Глава 468

Будучи занудой, я старался предусмотреть все возможные "возгорания". В разных областях деятельности. Особенно - в политической. В частности - в отношениях с племенами, в частности - с мокшей и шокшей.

***

Не слыхали про таких? Не можете отличить по вышивке на подоле? И до сих пор живы? - Поразительно!

Масса моих коллег-попандопул вляпываются в племенные сообщества. А хоть каких-то представлений об этнографии - не имеют. И знать не хотят! Что такое "хозяйственно-культурные типы" - даже не слышали. Можно, конечно, и без этого. Как ломились разные... колонизаторы. Но отказываясь от знаний - конкретно, исчерпывающе, в деталях - вы повышаете цену. Которую вам придётся заплатить. И в жизнях своих людей - тоже.

"Фиалка в воздухе свой аромат лила,

А волк злодействовал в пасущемся народе;

Он кровожаден был, фиалочка - мила...

Всяк следует своей природе".

Против Пушкина - не попрёшь. Ежели в вашей природе - "лить аромат", то и делайте это. Плещите, поливайте и разбрызгивайте. Но зачем же в попандопулолупизм вляпываться? А иначе - приходиться злодействовать. "В пасущихся народах". И делать это надо... не умножая злодейств собственной некомпетентностью.

***

Ещё весной, во время разговоров в Муроме с князем Живчиком и наместником Ионой, я "закидывал удочки". Найденный "клад в кувшинах" всех взволновал, они довольно благостно отнеслись к моим поползновениям.

Нашлись и люди, которые имели кое-какой вес в этих племенах и были заинтересованы в сотрудничестве со мной. Особенно, после перехода Живчика и Ионы в Рязань.

Я не давил, но Живчику остро не хватало людей на новых землях. Вплоть до того, что он намекал: а не хочу ли я взять под себя мордовско-муромское пограничье? Скинуть с себя местности, от которых дохода - чуть, а хлопот да расходов куча...

"Глазки завидущие, ручки загребущие" - русская народная. Про меня.

Я раскатывал губу, тянулся и облизывался. И сам себя останавливал: у меня тоже не было людей для таких дел. Только и смог послать пару групп торговцев.

Мои приказчики лазили по реке Мокша, устанавливали контакты с туземцами. Например - с шокшей.

Это такая этническая группа. Эрзя, но мокша. Язычники, живут по-мокшански, говорят по-эрзянски, понимают - по-русски.

Мокши, будучи более слабым племенем, живущие маленькими хуторами в дремучих лесах, не испытывающие мощного воздействия со стороны эмирата, стремящегося превратить эрзя в "пушечное мясо" в войнах с русскими, не имея ни богатых подарков "блистательнейшего эмира", ни проповедей исламских проповедников-баб, относились к соседям - муроме и русским - довольно лояльно. Что позволяло втянуть их в мои игры на моей стороне. В частности: преодолеть давнюю кровавую неприязнь между двумя племенами мордовского народа, между мокшей и эрзя.

Ванька-лысый - мордовский миротворец? - А жо поделаешь?

"Нужник согласия".

В смысле: мне нужно согласие окружающих племён. Со мной, естественно.

"Великие герои - всегда идут в обход" - мудрость Бармалея должна быть внесена в анналы. Или в ещё какое подходящее место.

Мои явные и ближайшие противники - эрзя, которым чуть-чуть не хватило темпа - пары столетий - для создания собственного государства, пары лет - для уничтожения меня и Всеволжска, со всем происходящим здесь прогрессом, оказались зажаты со всех сторон.

С севера, из-за Волги на них нехорошо смотрели подвластные мне мари. Разрушение экзогамии взволновало обе стороны. Но мари, переходя от дуально-фратриальной организации, распространённой в среде угро-финских племён, на нормы "Устава церковного" только удивлялись:

-- А чего ж мы сами раньше не додумались?

и радостно венчались, отплясывая на множестве свадебок.

У эрзя... до зубовного скрежета:

-- Жениться хочу! Аж зубы свело!

Увы - кудати требовали исполнения племенного закона. Но не давали девок для его реализации.

С востока - точили топоры дружественные мне оны черемис. Конфликты между племенами бывали и раньше. Но эмир, поддерживающий эрзя, регулярно грозивший черемисам своими сувашами из-за Свияги - самоустранился. А Воевода Всеволжский, который за службу хорошо платит - само-появился.

С запада расширялись мои собственные земли, смыкаясь постепенно с землями Муромского княжества, тоже мне дружественного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги