Зверь в отражении. Трилогия в одном томе

Адреналин ещё бурлил в крови, плечо слабо ныло, и он решил, что либо сейчас, либо уже никогда. Мариус поднялся в кабинет Лиама, по пути захватив из столовой графин с остатками скотча и бокал. Вновь достал из сейфа бумаги, устроился за столом, подложив под спину диванную подушку. Зажег пару магических огоньков. Пригубив скотч, перелистал пахнущие пылью страницы и углубился в чтение.

Стоило отдать Маркусу должное, дневники он вел скрупулезно, записывая каждую деталь. Как спас девушку от гибели на костре, как после корил себя за всё, что случилось с её семьей. Он считал, что в ответе за деяния отца.

Мариус понимающе усмехнулся. Им обоим не повезло со старшими родственниками. Фанатики Братства все одинаковые. И они оба были привязаны к одной женщине…

Отложив записи, маг долго сидел, уткнувшись лбом в сложенные на столе руки. Кажется, даже задремал. За окном совсем потемнело, один из огоньков потух, второй едва тлел. Вдобавок ко всему затекла шея. Такими темпами он и до тридцатилетия не доживет. Развалится по частям. Заклинатель, вяло ругаясь, допил остатки скотча прямо из графина и тяжело поднялся. Прислушиваясь, старался понять, не вернулся ли кто.

Зловещая тишина стояла во всём поместье. Только на кухне было оживленно. После визита Демиурга и погрома, что он устроил, пришлось набирать новых слуг. Те, кто выжили, сбежали в страхе, позабыв про расчёт и свои вещи. Остались некоторые стражи, не обремененные узами. Кто-то из них знал Эдгара, ещё двое, как это ни странно, поладили с Гарретом.

У плиты хлопотала молчаливая повариха. Разговорить её могла только принцесса. Она же, к слову, нашла двух горничных и нового управляющего. Харизмы младшей Рималли было не занимать, люди тянулись к ней, симпатизировали.

Мариус сунул нос под крышку большой кастрюли, где кипел куриный бульон и стащил с разделочной доски половину сырой морковки. Никто ему даже слова не сказал. За соседним столом суетился один из стражей, расставляя на подносе тарелки с вчерашним супом и остывшей рисовой кашей.

Скудненько. Вряд ли это для Кхалессы.

– Ужин для леди Ланье, – пояснил ликан, заметив его вопросительный взгляд.

Моргот удивленно вскинул брови. Он совсем забыл про заклинательницу. После общения с Фенриром у леди основательно поехала крыша.

– Оставь. Я сам отнесу.

Перечить молодой страж не стал, передал поднос, связку ключей и услужливо распахнул дверь кухни.

Заклинатель прошел через северный коридор и спустился вниз в подземелья. Пленницу никто не охранял, да и некому было. Магические барьеры справлялись не хуже.

Удерживая поднос, он не без труда отомкнул решетку и направился вдоль ряда знакомых дверей с узкими окошками. Эрнессу держали в третьей камере от входа. Снова пришлось изловчиться, проявив чудеса балансировки и не опрокинуть поднос на пол. Дверь открылась со скрипом.

Камера оказалась обставлена. Жесткая деревянная скамья застелена матрацем и чистым бельём. Под ногами лежал потертый, но вполне добротный коврик. Возле кушетки стояла тумба. За дверью находилась раковина и ведро.

Обитательница этих скромных покоев сидела у стены, уткнувшись носом в согнутые колени. Свободное белое платье в мелкий розовый цветочек висело на ней мешком. Запястья перемотаны свежими бинтами, а на правой руке Моргот заметил браслет блокирующий силу.

– Мариус?

Леди Ланье была старше всего на пару лет, но выглядела как старуха. Волосы невзрачного мышиного оттенка совсем поблекли. Щёки впали, сделав её похожей на ожившую мумию.

– Здравствуй, Эрнесса, – маг поставил поднос на низкую тумбочку.

Она улыбнулась, но это больше напомнило нервный тик.

– Ты… пришел освободить меня?

Заклинательница постоянно теребила волосы за ухом.

– Прости, Эрнесса. Ты опасна, как для окружающих, так и для себя самой.

– Тогда зачем ты здесь?

Действительно, зачем? Из жалости? Ведь он сам сидел здесь. В камере прямо напротив.

Видеть заклинательницу в таком состоянии, оказалось непросто. Несмотря на все, что она сделала, Мариусу было жаль её. Совсем недавно они наравне восседали за одним столом на Совете Верат и пусть тихо презирали друг друга, но были едины, сильны, в их руках была власть. А что стало теперь? В кого они превратились? Нет больше королевской семьи, нет Рофтонов, Хастис, его собственный ковен разобщен. Наверное, таков их конец.

Мариус всегда представлял историю, как гильотину, возведенную перед обреченной на падение крепостью. Потому что только кровью пишутся страницы в книгах жизни. Как бы мир не трепетал перед тиранами и правителями, их путь неизменно закончится у коварно облизывающейся гильотины. Ибо история всегда повергает творящих её. Даруя власть и процветание, она неизменно подарит и смерть, чаще жестокую и несправедливую. Тот, кто будет писать их историю, устанет перечислять, чьи головы были отсечены этой сверкающей пастью.

– Мне не стоило приходить, прости, – он повернулся к выходу.

– Я слышала, она умерла – безобразное чудовище, – каждое слово как удар ножом в спину. – Туда ей и дорога, двуличной стерве.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, Эрнесса, – зло процедил Моргот.