Звери малой земли

Свадьбу играли в католической церкви с витражными окнами и шпилем, который заметно возвышался над привычными строениями Сеула. Церемония была запланирована на вторую половину дня, но вся семья приступила к приготовлениям задолго до рассвета. Дани лично помогала Луне привести себя в порядок и расчесать волосы. Яшма занялась одеждой для официальной части и последующего приема. Горничные одновременно готовили и завтрак, и свадебный банкет.

В 9 часов Лилия вернулась с вокзала вместе с матерью.

– Сестрица! – Дани первой встретила и заключила Серебро в объятия прямо у ворот. Они долго не отпускали друг друга, неготовые разойтись и неспособные что-либо сказать. Каждая из женщин с удивлением отметила, насколько легче и воздушнее стала подруга за прошедшие годы. Тело любой женщины с наступлением зрелости начинает высыхать на солнце. Серебро всегда была дамой грациозной, но теперь она стала совсем бестелесной. В отличие от модниц, волосы она не красила, и прическа с проблесками седины – жесткий пробор посередине и закрученный шиньон – делала ее лет на десять старше по сравнению с Дани.

Младшая кузина продолжала следить за всеми нововведениями, и забота о себе придавала ее облику изящную аккуратность, которая отсутствует у большинства женщин среднего возраста. Но в возрасте 49 лет она уже давно утратила те качества, которые когда-то разжигали в мужчинах страсть и восхищение. В последнее время она стала замечать у себя ночные приливы пота, липкую кожу и покраснения на щеках. К тому же, как бы она ни пыталась сохранить вес, тело становилось все легче. Каждая из женщин была поражена переменам в облике подруги, но постаралась скрыть удивление и поймала себя на мысли: что если уж подруга так изменилась, то насколько же преобразилась она сама? В свое время они обе считались первыми красавицами.

– Где же моя дочь? – спросила Серебро, когда они несколько привыкли друг к другу.

Луна уже заканчивала приготовления, когда на лестнице послышались шаги матери. Луна выбежала и кинулась в объятия Серебра. За последние 16 лет мать навещала их лишь изредка, каждый раз жалуясь на то, какие странные порядки в Сеуле, и восхваляя то, насколько все прекрасно устроено в Пхеньяне. Слишком мало времени было отведено им наедине друг с другом. Луна была совсем молодой, когда покинула родной дом. Нынешнего возраста Хисук. Серебро гладила ее по голове и приговаривала: «Только не плачь, ш-ш-ш…» Но сдержать поток слез Луне не удалось. На груди у матери она вновь превратилась в 15-летнюю девушку, в облике которой было некое сходство с леопардом, с длинной плотной косой, которую еще не успели подрезать.

За завтраком все были в прекраснейшем настроении, болтали наперебой и делились кушаньями, как бывает принято в любящих семьях. Только Лилия, с темными кругами под глазами и вымученной улыбкой, выглядела нездоровой. Вокруг нее образовалось облако дикой тревоги, но, судя по всему, она вознамерилась проявить себя наилучшим образом в день свадьбы сестры.

Никто так и не смог нормально поесть, слишком уж все были возбуждены и взволнованны. После завтрака все женщины, даже служанки, втиснулись в комнатку Луны, чтобы помочь ей надеть белое шелковое платье. В коридоре остался ждать только неизменный спутник госпожи Серебро, внимательный и предупредительный Валун. Серебро надела на голову Луны украшенную драгоценными камнями диадему, к которой прикрепила нисходившую до пола белую вуаль. Дани вернулась из сада с припорошенными снегом цветами для Луны.

– Смотрите, нашла космеи. Они обычно умирают при первых холодах, но в этом году они остались цвести специально для тебя, – проговорила Дани. – Я всегда говорила, что это цветок Луны. Такой милый, и при этом гораздо более сильный, чем может показаться. Вроде бы я вам говорила как-то, что букет из космей самый прекрасный? – Она обвязала стебли ленточкой и передала цветы в мягкие руки Луны. – Идеально. Совершенная красота, – пробормотала Дани. Женщины вокруг них всхлипывали и утирали глаза.

* * *

Сотня каменных ступеней, которые вели к собору, были занесены легким снегом, напоминавшим мелкую пудру. Чонхо уставился себе под ноги. Подъем, который в обычных обстоятельствах воодушевил бы его, всколыхнул в нем лишь мрачные мысли о том, что вся жизнь – одно лишь бремя и сплошная опасность. Днем ранее наставник впервые серьезно отчитал его.

Удавка властного контроля становилась все туже, и Мёнбо уже не мог спокойно выходить на улицу и встречаться с людьми. Он был слишком заметной фигурой в местном обществе. Даже те, кто не следил за ним намеренно, могли ненароком заметить его и начать сплетничать. Именно поэтому Мёнбо попросил Чонхо взять на себя эти заботы, которых удостаивались только самые доверенные и уважаемые члены движения.