Яшма и Лилия со смехом рассматривали семейную фотокарточку, которая была приложена к письму, и с удивлением отметили, насколько красивой женщиной стала маленькая Хисук. Она выглядела почти точной копией Луны в том же возрасте. Единственное отличие – в ее взоре было меньше печали и больше решимости.
Когда новости о домочадцах иссякли, Луна записала следующее:
Милая Яшма, все годы войны я провела, еженощно беспокоясь за тебя, мать, тетушку Дани и Лилию. Не может быть большего горя, чем знать, что твоя семья мучается, пока ты находишься в безопасности в Америке. Я переговорила с мужем, и он согласился со мной. На наше счастье, у него, как у никого другого, есть все возможности приглашать к нам людей. С его слов, пока мы можем обеспечить одного члена моей семьи визой. Заведомо знаю, что мать откажется ехать. Для нее будет немыслимо покинуть Пхеньян и отправиться жить в чуждый край как раз тогда, когда наша страна обрела независимость, чего она жаждала все это время. А вот тетушка Дани всегда мечтала жить за границей. Да, строго говоря, она нам не тетя, но я всегда чувствовала, что она мне вторая мать.
Яшма здесь сделала паузу в зачитывании письма вслух и обменялась мрачными взглядами с Лилией.
– Все-таки жизнь – странная штука, тетушка могла бы поехать в Америку, если бы прожила чуть дольше, – прошептала Яшма.
– Ее больше нет с нами. А я еще здесь, – пылко заявила Лилия. – Я могу начать жизнь сначала. Как же мне осточертела наша унылая страна!
Яшму всегда поражало, что Лилия винила во всем, произошедшем с ней, исключительно обстоятельства жизни на родине. За прошедшие недели с момента возвращения домой подруга продемонстрировала живой интерес к несчастьям других людей. И не от злорадства, а оттого, что истории чужих лишений заставляли ее ощущать, будто собственная беспомощность была в какой-то мере оправданной. Сообщение о том, что красивая, страстная художница из «Зова моря» покончила с собой в самые последние дни войны, Лилия встретила с неким подобием облегчения. А теперь письмо от Луны открывало перед ней перспективу сбежать из страны, которая довела ее до полного краха, и начать все с нуля по ту сторону мира.
Яшме было непонятно, откуда у Лилии оставалось столько надежд после всего, что с ней стряслось. У самой Яшмы никогда бы не нашлось достаточно храбрости, чтобы все оставить позади, а также чтобы верить в то, что ее еще ждет некое светлое будущее. Этим даром была наделена как раз Лилия, а не она. Яшма же была вполне готова не стремиться к новому. С нее было довольно глубоких разочарований в жизни.
Девятью месяцами позже Лилия покинула Инчхон на пароходе. Все ее пожитки уместились в плотно упакованный деревянный сундук, который она сама даже поднять не могла. Обременительно тяжелый багаж скрывал в себе все вещи первой необходимости, запас продовольствия, новую одежду – подарки от Яшмы, некоторые памятные безделушки, имеющие сентиментальную ценность, и добрую порцию упований на лучшую судьбу. Только по прибытии в свой новый дома она поняла, что каким-то образом умудрилась забыть самые нужные и вроде бы очевидные туалетные принадлежности и белье. По большей части все новые пальто, платья и шляпы, особенно те, которые были заказаны после долгих размышлений, оказались в той или иной мере лишними в новой стране: слишком тяжелыми, слишком легкими или слишком старомодными. Всем этим вещам так и суждено было оставаться неношеными и заставлять сердце больно сжиматься спустя многие годы, когда их наконец-то вытащили с чердака. Но подругам в тот момент это все было неведомо. Рассматривая малюсенькую фигурку Лилии, ликующе машущую ей с борта корабля, Яшма искренне верила, что будущее сулит ей лишь самое лучшее: безопасную гавань, столь же тихую, как и океан, который ей предстояло преодолеть. Сквозь рев волн и крики чаек еще можно было слышать отголоски смеха Лилии. Несмотря на все, что произошло между ними, Яшма была уверена, что она бы везде с легкостью распознала эту знакомую фигурку, которая в ее мыслях всегда ассоциировалась со словом
– Кто назовет мне основные четыре вида чувств? – Яшма оглядела 10-летних танцовщиц, собравшихся у нее в аудитории. В воздух взлетело несколько рук.
– Мичжа. – Яшма выбрала девочку, стоявшую в последнем ряду.
– Радость, гнев, печаль и удовольствие, – сказала Мичжа. Глаза ее сверкали. Яшма улыбнулась и, подойдя к доске, добавила еще одно очко команде, в которую входила Мичжа. Девочки захихикали.
– Да, именно эти четыре чувства выражает искусство, в том числе традиционный танец.
– Но, госпожа Ан! А где же любовь? – спросила Мичжа.