Звери малой земли

Даже когда он проснулся посреди ночи от глухого стука в ворота, которые сотрясали казавшимися абсолютно неуместными в беспечном сиянии умиротворенной белой луны тяжелыми ударами, он никак не мог поверить, что после всего прожитого и пережитого его ждала смерть от рук собственных соотечественников. Он заверил плачущую жену, что не сделал ничего предосудительного. Увидев человека столь мягкого и уверенного в себе, полицейские не решились заключить его в наручники и ждали с опущенными в пол глазами, пока он одевался и прощался с семьей.

– Определенно произошла какая-то ошибка. День-два, и я буду снова с вами. Позаботься о матери в мое отсутствие. – Мёнбо улыбнулся сыну и, ковыляя, вышел за ворота. Он запретил близким и слугам сопровождать его. Домочадцы остались стоять во дворе, наблюдая за тем, как его тень быстро поглотил мрак. Уверившись, что родные его уже не видят, Мёнбо завел руки за спину и сразу ощутил прохладу металла на запястьях. Вдохнув ночной воздух, Мёнбо с удивлением отметил, что его охватил быстротечный, но явный порыв возбуждения. Так всегда ощущаешь себя в час, отделяющий позднюю ночь от первых утренних часов. Ему вспомнилось, что как-то, когда ему было лет шестнадцать, он провел всю ночь за книгой, чувствуя себя более бодрым и живым, чем при свете дня. Тогда казалось, что вся жизнь еще только впереди, а свежий аромат дымки в четыре часа утра вселял несуразное ликование. Теперь же он был ковыляющим стариком с белыми как снег волосами. Вся жизнь пронеслась в мгновение ока. В преклонном возрасте за поисками блаженства приходится отправляться назад, а не вперед. Впрочем, свое дело он сделал. Его жизнь была посвящена чему-то более великому, чем он сам.

Солнце осветило новую республику, как раз когда его запирали в камере на третьем этаже тюрьмы. Из невысокого окна открывался вид на выложенные черепицей крыши и голые ветви деревьев, омытых утренним рыжеватым светом. По небу с песней скользили птицы. Неописуемые счастье и горе вызывала в нем извечная тишина утра. По щекам, которые не пощадило время, потекли слезы. Смерть, в конце концов, – не столь уж большая расплата за жизнь.

Том IV 1964 год

Глава 26 Песочные часы

1964 год

В доме Ким Ханчхоля каждый день начинался с семейного завтрака ровно в 6 часов утра. Отец семейства садился во главе обеденного стола, а мать выставляла перед собравшимися миски риса и супа, бланшированный и приправленный шпинат, молодые побеги папоротника, редьку с имбирем, приготовленную в соевом соусе скумбрию, яичный рулет, кимчхи и прочие блюда. Пара дочерей помогала матери выкладывать на стол серебряные ложки, палочки и чашки с ячменным чаем. Три сына сидели в почтительном молчании, ожидая, пока рассядется женская половина семьи. Ни у кого даже в мыслях не было начать есть, пока он, с твердой благожелательностью, не произнес традиционное:

– Давайте есть.

По окончании завтрака домработница принялась убирать со стола, а жена пошла за пальто и портфелем. К супруге он обращался исключительно «дорогая». В разговорах с другими людьми он называл ее «моей женой» и «матерью моих детей», но практически не вспоминал ее имя: Сохи. Они прожили в браке 23 года, и было сложно представить, что эта дама когда-то была прелестной 16-летней девушкой с блестящими волосами. Грудь за аккуратным передником давно обвисла, а живот выпирал, неудобно натягивая ткань юбки. Только изящные и тонкие икры напоминали о ее былой женственности. Она и сама это знала, поэтому всегда носила юбки по колено, даже в самые холодные зимние дни.

– Милый, возвращайся пораньше, – сказала она, пока он возился с рожком для обуви. Это была дежурная фраза, которая вовсе не подразумевала, что ему стоило спешить вернуться домой.

– Конечно, дорогая, – привычно ответил он, приобнял ее и вышел.

Гравиевая дорожка, вытянувшаяся от входной двери дома, была покрыта легким слоем инея. Хруст льда под ногами напомнил Ханчхолю нечто неуловимое, что ему не удавалось восстановить в памяти. В 6:30 утра было еще достаточно темно, и путь к машине ему приходилось практически искать на ощупь. Ветровое стекло также обледенело. Ханчхоль смахнул наледь руками в перчатках и сел за руль.

Естественно, он при желании мог бы нанять себе шофера. После окончания Корейской войны ему досталось множество контрактов на реконструкцию целых районов Сеула. За этим последовало еще больше проектов, уже в других городах. Нужно было восстанавливать страну. Потом скончался тесть, и все его огромное состояние перешло Ханчхолю. С завершения войны прошло лишь немногим более десяти лет, а он уже оказался одним из богатейших людей Юга. И все же Ханчхоль предпочитал сам быть за рулем. Ему не хотелось превратиться в одного из тех изнеженных господ, которых он ненавидел многие годы существования в качестве рикши.