Звери малой земли

Дом Мёнбо в Пхёнчхандоне[41] представлял собой традиционный особняк, укрывшийся за старыми каменными стенами, из-за которых выглядывали верхушки пары деревьев во дворе. Трогательно тонкие обнаженные ветви ломились под весом плодов хурмы, сверкавших, как самоцветы в сиянии лунного света. Внешние ворота, облицованные сверху керамической плиткой, возвышались метра на три с половиной над землей – они были достаточно высокими и широкими, чтобы хозяину дома не было нужды покидать повозку по возвращении домой. Такое себе могли позволить только самые что ни на есть благородные из аристократов. Это был лишь один из множества домов, которые достались Мёнбо в наследство после кончины отца в 1925 году. Бездушный родитель как-то подавился рыбьей костью за завтраком, и Мёнбо неожиданно превратился из человека, вынужденного докучать друзьям всевозможными просьбами, во владельца обширных имений с ежегодным доходом в 300 тысяч вон.

Когда Чонхо переступил порог впечатляющих внешних ворот, он ясно ощутил себя не в своей тарелке. Как будто наведался во дворец на поклон к императору. Его поражали детали, которые бы сам Мёнбо счел бы ничем не примечательными и непритязательными, вроде приятного затхлого запаха, исходившего от уставленных древними книгами полок, инкрустированных перламутром шкафов и на вид простоватого, но в действительности бесценно дорогого старинного фарфора. Поверх ваз висел фотопортрет в рамке: какой-то лысый иностранный джентльмен с усиками и заостренной козлиной бородкой. Повсюду царили изящная сдержанность и благопристойная элегантность, от которых Чонхо стало жуть как стыдно проходить по безупречно чистому полу в поношенных носках.

– Да не переживай ты, – шепнул ему Вьюн, пока они ожидали Мёнбо в библиотеке.

– Я в порядке, – проговорил Чонхо, импульсивно сжимая руки в кулаки. – Я совсем не переживаю. Ну да, твой знакомый – богач, но, по сути, он ведь ничем не отличается от тебя или меня. Жрать и срать всем нужно. – Как и всегда, слова прозвучали гораздо жестче, чем мысли, роившиеся в голове. Ему не было дано искусство высказываться обходительнее, впрочем, как и дар бить не со всей дури.

За дверями послышался шорох, а затем и вежливое покашливание.

– Могу войти? – поинтересовался Мёнбо, прежде чем раздвинуть двери. Он вошел в библиотеку со спокойной улыбкой.

– Простите, что заставил вас ждать. Встречался с товарищами в кабинете. Принес вам чаю и фруктов. Моя супруга неважно себя чувствует, – сообщил он, ставя поднос на столик. – В нашем доме все еще работают горничные и экономка, но я стараюсь не тревожить их в столь позднее время. – Разобравшись с подносом с чашками для чая и тарелкой хурмы, хозяин поклонился Чонхо. – Меня зовут Ли Мёнбо. Но, прошу вас, называйте меня товарищ Ли, – сообщил хозяин. Чонхо все эти церемонии несколько сбили с толку. Ни один благородный господин прежде не смотрел ему прямо в глаза, а уж тем более не приветствовал его в столь почтительной манере, словно бы они были абсолютно равны. Чонхо ответил Мёнбо неловким поклоном. Вьюна Мёнбо приветствовал крепким рукопожатием: – Рад новой встрече с вами, уважаемый Вьюн.

Прежде чем перейти к делу, Вьюн пояснил Чонхо, как он умудрился познакомиться с Мёнбо. Однажды Вьюн обходил вместе с другими парнями их владения и по чистой случайности зашел в лапшичную, где как раз обедал Мёнбо. Мёнбо подошел, когда Вьюн требовал с владельца заведения деньги на «крышу», и предложил уплатить любую сумму, которую ожидал получить Вьюн, а также угостить всю компанию лапшой за возможность пообщаться с ними.

К тому моменту Вьюн, как и все последователи Чонхо, уже привык пускать кулаки в ход против любого человека, кто противился уплате причитающегося им «налога» или пробовал перечить им. Но что-то в умиротворяющей улыбке и скромном, но полном чувства собственного достоинства облике Мёнбо заставило удержаться от резких действий даже самых неотесанных бандитов. Парни уселись за стол, а Мёнбо начал расспрашивать их, откуда они родом и живы ли их родители. Даже самые несдержанные натуры среди них немедленно выложили ему все детали собственной биографии. Когда суп с лапшой был весь съеден, Мёнбо уже вещал братве об обществе будущего, в котором всегда будет кому позаботиться о сиротах и нищих. Никому больше не пришлось бы голодать.

– Все зло – от голода, люди ни в чем не виноваты, – заметил тогда Мёнбо, окинув компанию столь чистосердечным взглядом, что поверг всех в непривычное молчание. Вьюн уже несколько раз бывал дома у Мёнбо. Здесь проходили встречи, на которых собиралось с десяток мужчин и даже несколько женщин, чтобы порассуждать о какой-то штуке под названием «коммунизм».

Эту полуночную посиделку Мёнбо также начал с расспросов Чонхо. Откуда он приехал? Живы ли его родители? Чонхо силился воздержаться от ответов на любые вопросы господина, но это оказалось невозможным. Мёнбо был слишком уж искренним и приятным в общении, чтобы хамить ему.

– Сколько вам лет, уважаемый Чонхо? – поинтересовался Мёнбо.