Звери малой земли

– Девятнадцать, – ответил Чонхо, заливаясь краской под темным загаром. Он вполне осознавал, каким молодым и зеленым он должен был казаться Мёнбо. Иначе такой вопрос он просто не задал бы.

– Отлично помню себя в вашем возрасте. Будто бы это было только вчера… – Мёнбо прикрыл глаза со вздохом. Теперь в его улыбке было чуточку грусти, подумалось Чонхо. – У молодых людей обязательно должны быть мечты, уважаемый Чонхо. Чего вы ждете от жизни?

– Я хочу… – Чонхо запнулся. Он сразу же подумал о Яшме, о том, как она выглядела в тот вечер на пригорке, когда рассказывала ему о найденных камушках. Но вот уж эту свою слабость раскрывать незнакомцу он не собирался. Тем более в присутствии Вьюна. А потому он выпалил: – Хочу разбогатеть.

Как только эти слова сорвались у него с языка, Чонхо понял, что сморозил явную чушь. Доброжелательное, внушающее доверие лицо Мёнбо стало печальным. Хозяину даже пришлось поднести к губам чашку с чаем из хризантем, чтобы как-то скрыть изменившееся настроение. Тонкая рука, вся испещренная шрамами, дрожала, будто принадлежала человеку гораздо более почтенного возраста. После небольшой паузы Мёнбо продолжил:

– Уважаемый Чонхо, а чем занимался ваш отец?

– Служил в армии Корейской империи, пока ее не распустили. Потом он заделался крестьянином-арендатором… А когда платить ренту за землю было уже нечем, он начал ходить на охоту. – Чонхо давно не думал об отце и непроизвольно прикоснулся к внутреннему карману пиджака, чтобы удостовериться, что мешочек с портсигаром и кольцом на месте. Так он делал всегда, когда хотелось почувствовать себя чуточку увереннее.

– Ваш отец занимался самым что ни на есть благородным делом в мире. Что заниматься земледелием, что ходить на охоту – все это означает кормиться тем, что посылает тебе земля. Ваш родитель был честным тружеником. – Меланхолия, в которую было впал Мёнбо, пошла на спад. – И то же самое, кстати, можно сказать и о владельцах ресторанов, и о лавочниках… Что сказал бы ваш отец, узнай он, что вы то неприкрытыми угрозами, то тайком выманиваете деньги у простых людей, которые и без того вынуждены перебиваться тем, что им Небо послало? Простите мою фамильярность, но я вам по возрасту в отцы гожусь.

Чонхо зыркнул на хозяина с неожиданной злобой. В глазах парня мерцали отблески пламенной ярости.

– Мой отец был настолько порядочным, что сдох с голоду. К моменту кончины он ничего не ел три дня. Разведенный в теплой воде соевый соус не в счет. Вот такой «похлебкой» питались в моей семье, господин Богатей. Как вы смеете учить меня честности и бесхитростности? Как вы можете говорить такое?

Чонхо, разумеется, понимал, что ни за что не набросился бы на этого добросердечного господина, произносившего такие правильные слова. Но руки снова инстинктивно сжались в кулаки. Вьюн подтянулся к другу и слегка дернул того за рукав, словно желая несколько умерить его пыл.

– Простите меня, господин Чонхо, – извинился Мёнбо, удивив молодого собеседника. – Вы правы, не мне вас учить. Вы сделали все, что могли, чтобы дожить до этого дня. Но если бы вам дали возможность жить, не кривя душой, но точно так же процветать, как вы процветаете сейчас, то разве вы не предпочли бы этот путь? Я спросил вас, чего вы хотите от жизни. Позвольте теперь мне поделиться с вами моими надеждами на будущее. Моя первая мечта – обретение моим краем независимости. Моя вторая мечта – чтобы у каждого было всегда еды вдоволь и чтобы каждый мог жить и процветать, как и положено любому человеку. Я хочу увидеть общество справедливости и праведности, где не останется брошенных и отчужденных. И исполнение одной мечты – невозможно без другой…

Мёнбо вновь прикрыл глаза. Это откровение преобразило его и завладело его мыслями с самого момента выхода из тюрьмы летом 1921 года. Выйдя из заключения, он сел на первый корабль, направлявшийся в Шанхай – опорный пункт экспатов, представлявших всевозможные политические фракции.