- А жаль, - сказал хозяин раба вознице. - Я бы его на что-нибудь из жратвы или проблядушку - рабыню какую сменял. Крепкий мужик был, бежал быстро, вот и вдробадан голову себе разнёс.
И вот, наконец, пост легионеров, оставшихся для охраны города. Вернувшихся с богатыми трофеями, что заметно по нагруженности нескольких колесниц мехами, рухлядью и камнями и большому стаду говорящего скота, приветствуют, как триумфаторов, и они, голодные, продрогшие под проливными холоднющими дождями, а от того злые, внезапно приосанивааются от петушиной показной гордости.
И вот он - Сибелиум. Северус потерял сознание, лишь только увидев дом, Господином которого он был. Банально. От истощения.
… Гарри бодро бежал всю дорогу, отсыпаясь в маленьком х`нарых`хэ явно поссорившихся, больше не лизавшихся братьев, подкрепляясь жрачкой прекрасного Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ, от которой тот ради Гарри отказывался.
Гарри был горд - отдать жратву, значит, полюбить, ведь так всегда делали Истинные Люди, беря себе жён - отдавали им баранью лопатку. Даже, по обычаям, громкая, с воплями бабы, будто её жестоко насилуют, и звериным рыком мужчины для отпугивания злых демонов случка Истинных Людей называлась рабами со слов, как-то подслушанных у празднующего воина: «Лопатку ебут».
Интересно, а… в дх`оме, в месте, где сразу много-пальцев-х`нарых`хэ, как объяснил ему с явным трудом благородный, но такой уж жутковатый рим-ла-нх`ын-ин Сх`э-ве-ру-у-с-с, непонятно, неясно как-то поводя жуть как ввалившимися глазами, ставшими вдруг словно такими же подслеповатыми, как самого Гарри, с названием, которое точно не выговоришь.Оно даже больше имени страшного упыря, с которым придётся жить под одним навесом. Ой, запутался… Как-то по-иному навес этот там называется, как в х`нарых`хэ обычном, а, вспомнил - крышкой он называется.
… Дак вот, в «дх`оме», что значит «очень большой х`нарых`", отдаст ли прекрасный Сх`э-вэ-ру-у-с-с ничтожному Гарри лопатку, когда он, Гарри, станет свободным человеком для всех остальных рим-ла-нх`ын-ин-нов тоже?И они тоже, и брат этот - мертвяк несожжённый, все поймут, что Гарри такой же, как они. Может, и цвета глаз Тх`ома кого-нибудь увидит, вот было бы здорово! И цвета волос Тх`ома, а то про-х`э-с-сор Сней-пх` таким неласковым стал под конец, только жрачку отдавал, а его брат всё схавывал!
Но Гарри же - свободный человек, а не раб, так говорил много пальцев раз, всё ещё остающийся прекрасным, хоть и худющим, как останки человека несгоревшего потому, как пламя, значит, невысоким было, Сх`э-вэ-ру-у-с-с.
... А это значит, что, в конце концов лопатку он Гарри… отдаст…
Северус отказывался есть, а ведь нужно, чтобы Господин дома поправился, отъелся, набрался бы столь необходимых ему, с его-то истощением, сил и встал на ноги. А затем возглавил бы семейную торжественную трапезу с предварительным славословием Пенатам и Ларам, кои уберегли всех воинов рода Снепусов в этом тяжёлом дальнем походе от ран и даровали им обильные трофеи.
Папенька ничего не рассказал о чародействе сына - бастарда и о том, что... так повлияло на его внешность. Последнее просто потому, что не знал, каким-таким невиданным родом магии был вызван его полёт с огнём в руках. Не рассказал он сего никому из домочадцев, даже принимая по велению законнорожденного сына, доведшего себя, ламии знают, до какового состояния постоянными отказами от и без того малой толики еды, которую каждая трапезничаящая группа солдат и всадников отдавала военачальнику и его сыновьям. Но ел свою порцию только любимый сын Квотриус, Северус же регулярно кому-то отдавал свою порцию. Ну, правда же, не камерному прислужнику?!
... Северус отказывался есть даже ароматную, хорошо прожаренную парную телятину с хлебами - его любимое яство.
... Северус отказывался есть и превосходный навар из телячьей ляжки с овощами - поджаренными на говяжьем жиру морковью, луком и пареной, размягчившейся репой с приправами из ароматно пахнущих лесных, вполне съедобных трав вроде дикого лука* , а ведь он так любил раньше эту еду.
… Северусу было необходимо, как воздух, увидеть Квотриуса и поговорить с ним. Хотя бы услышать его голос…
Господин дома приказывал и даже просил передать брату своему - ослушнику злонамеренному, дабы пришёл он проведать болящего. Но тот, как заперся с самого начала, после злых слов мачехи, которых никто, кроме них двоих не слыхал, в своей опочивальне, так даже камерную рабыню свою прогнал из-под порога с тёплого, мягкого покрывальца, на коем она столь любила спать, завернувшись в него.
... Северус стал отказываться пить даже воду. Он хотел поскорее умереть, ибо незачем ему было жить более - оставила его любовь, звезда путеводная, оплот, стержень его бытия, кровь сердца живого и как-там-ещё называл он жестокосердого брата своего..