Звезда Аделаида - 2

Северус, казалось, напитывался любовным чувством, переполнявшим сейчас Квотриуса, коим заполнена была опочивальня волшебника из будущего, так неразумно решившего умереть в чуждом ему времени.

Голос Северуса становился сильнее, а взгляд - яснее. Наконец, он медленно, но верно приподнял руку, приглашающе махнув ей, и Квотриус, давно уже с изумлением глядящий в «зерцало» и на Северуса - инициатора преображения сего, прилёг рядом… вновь став безобразным «мертвецом». Либо избыток чувства подвёл Квотриуса, либо сил любить не хватило у больного самой крайней степенью анемии, граничащей с погибелью, Северуса.

Но это не заботило любящих, Северус изо всех сил прижался к Квотриусу, дав ему понять, как тот дорог для него.

- Отчего не приходил ты, когда умирал я, отказываясь от пищи, а в последние дни - даже воды, не видя тебя? Почему так сложилось, о Квотриус мой, оплот разума моего, свеча, освещающая душу мою и..как ты говорил там про сердце?

- «Биение сердца живого», - вот, как говорили мы друг другу, лаская словесами едиными так, что плоть наша бунтовала и вздымалась...

- Да, так оно и было, всем смертям назло. И сие было превосходно. Так, почему же ты не приходил?

- Но ведь это ты, северный ветер мой, к жизни пробуждающийся, сам волею своею отказал мне в праве навестить тебя! - удивлённо воскликнул Квотриус. - Я не выходил из опочивальни целыми днями. Меня увидели все домочадцы и несколько рабов, принимавших нас, воителей, с высокородным отцом и военачальником, а тебя внесли в дом и сразу уложили здесь, в твоей опочивальне, призвали врача даже, но всё, что смог сказать сей учёный муж, так это: «Истощение от голода и хлада. Кормите постной пищей и понемногу. Согревайте ложе.» И это всё, поверь!

Глаза Квотриуса влажно заблестели, и он начал снова преображаться.

- Меня не было рядом с тобою столь долго по решению твоему (он сделал ударение на этом слове) из-за моего безобразия, верно. Я же весьма стыжусь своего нового облика перед всеми свободными домочадцами и, представь, даже рабами, хоть они и не люди. Ибо при встрече рабы... так глазели на меняч, что мне соделалывось тошно от взгядов их, словно бы бестрепетно изучавших меня, хотя рабам и полагается держать пред свободными домочадцами очи долу. Но им, видите ли, было столь любопытно!

Высокородная патрицианка Вероника Гонория, бывшая безответною любовию моею много лет, самых прекрасных дней отрочества и юности, нанесла мне последний удар словами злыми и обо мне… теперешнем, и о моей почившей матери.

Проговорила она: «Ушла старая, наверняка, мерзкая обличием ведьма, наколдовавшая красу для себя и выблядка своего, ради прельщения супруга моего на долгие годы. Но нет уж её, закопали в землю, чтобы черви», - Квотриус всхлипнул, - «чтобы черви пожрали плоть её, а пасынок мой - бастард без колдовства матери превратился в сущую нежить престрашную и препротивную взору людей живых.»

Вот её словеса, коими, радуясь несчастью моему, встретила она меня в доме твоём, о Северус возлюбленный мой. Ты же без сознания пребывал и, увидев тебя, о брат мой, серым соделалось лицо женщины злой, ибо почитает она себя мате....

- Я знаю, отчего, да и ты тоже. Так давай не будем о женщине, оказавшейся негодяйкою таковою, что ни мне, ни тебе нелюба она.

- Как же было не сокрыться мне у себя в опочивальне после сих словес? Ведь не нашёлся я, дабы ответить женщине, возведшей поклёп на ни в чём не повинную по отношению к ней матерь мою. Хоть и невзлюбила Нывгэ тебя и задумала дурное, так ведь за то её и наказал её единственный бог Господь - Распятый Раб. И не дело Веронике Гонории вмешиваться в суд богов, даже чужеземных и странных своею единостью в вершениях своих.

Ничем матерь моя не согрешила против Вероники коварной. Она же лелеяла ненависть на груди своей и хранила её долгие годы, когда матерь моя была Госпожой наложницей у высокородного отца нашего. И не виновна покойная Нывгэ в том, что из всего племени уэскге того злополучного , по-настоящему приглянулась она одна будущему отцу моему, и забрал он её с собою и соделал любимицею. Ибо зло хранил он в сердце на Веронику, законную супругу свою, и не просто так отлучил её от ложа супружеского высокородный отец наш, но из-за того, что наследником и Господином дома придётся, верно, оставаться мне. Раз добыл ты и вызволил из плена свободного человека и чародея несмышлёного покуда Гарольдуса. Но сие же временно несмышлён он, не правда ли?

У Северуса от заданного так «по-английски» вопроса неведающего сего Квотриуса, скатилась непрошенная слеза.

Глава 32.

- Мне, одному… до самой смерти, о которой буду молить богов милостивых ежечасно,- продолжал Квотриус.

- Покровители высокорожденного отца нашего подыскали за время похода на х`васынскх` невесту для меня -молодую девицу, хоть и переспелую, двадцати трёх лет от роду из высокого патрицианского дома Сабиниусов. Я же ответил отцу, что жениться по моей воле должен ты, Квотриус, брат мой неразлуч…