- Enervate! Enervate! Да что же происходит в доме моём, о милостивые и грозные боги!
- Не дай ему умереть, сыне мой - кудесник и чаровник! Видно, плохи дела сына моего-бастарда, раз он мелет всякую чепуху и то и дело теряет сознание, либо ты, о Господин дома, не можешь никак избавить Квотриуса от болестей его, - напомнил о себе молчавший и стоявший всё время разговора братьев, как статуя, в одной позе, ни разу не переменив её, отец.
Названый брат раскрыл ослепительно блестящие глаза, и Северус внезапно мысленно сравнил их цвет и блеск с антрацитом. В голову пришло ненужное сейчас воспоминание о таких же блестящих глазах неправильного цвета зелёной травы, и Северус покраснел опять. Как же ему надоела вся эта ненужная возня с Квотриусом, которому самое место сейчас - в кроватке и баиньки, и ни-ка-ких торжеств. Сам же полукровка заговорил, словно забыв во время секундного забытья всё, о чём они говорили с братом доселе. Он промолвил лишь странно бессвязные слова о предстоящем семейном празднике, будто бы больше ничто на свете его не интересовало:
- Высокорожденный отец наш - военачальник великий, ему и решать было о дате праздника. Мы же с утра ещё утехам любовным предавались, если помнишь. А сейчас краснеешь ты, ибо мыслишь не обо мне вовсе, но о наглеце сём - госте твоём немытом.
Снейп заметил грустную усмешку брата и навернувшиеся на глаза слёзы, но не сказал больше ничего. Квотриус только судорожно вздохнул, но не пролил ни слезинки. И слёзы разом ушли, оставив место ласковой, чуть печальной улыбке.
Братья замолчали - им нечего было пока сказать друг другу, а коренастый военачальник взирал на их них довольно презрительно, но прислушиваться - не прислушивался. Он был, как высокорожденный патриций, выше шёпота и даже выслушивания пламенной речи старшего сына. Он всё равно бы из неё ничего не понял. По мнению Малефиция, достойный патриций должен говорить властно и горделиво.
Глава 50.
Снейп обратился к Папеньке, пойдя на хитрость. Он хотел, чтобы сам отец отправил любимого сына отдыхать после пережитого, ведь Квотриусу просто необходим был здоровый долгий сон, а Стихии лечили бы в это время его тело. Да и душу стоило бы подлечить - уж слишком странно даже после попытки суицида и возвращения «любимой» внешности, когда, кажется, всё закончилось хэппи-эндом, Квотриус очень странно вёл себя во время безмолвной молитвы и потом то и дело то терял память, то вспоминал отрывочно сегодняшний нескончаемый день, то падал в обморок от каких-то глупых слов - мужчина, всадник! - то скатывался в сон, да всех странностей и не перечислишь.
- Что ж, высокорожденный отец мой, брата моего - бастарда привёл я в чувство вполне, но, прошу, спроси у него сам, отче, захочет ли он возлежать на праздничном пиру рядом с моим будущим тестем Сабиниусом Верелием Конигусом?
Кажется мне, Квотриус полагает себя обиженным решением его, отнюдь несправедливым. Ибо все мы, присутствующие здесь, имели договорённость о женитьбе брата - бастарда моего на девице сей, дщери Сабиниуса, но получил Квотриус оскорбительный для него двойной отказ - и от не в меру болтливого, задравшего нос выше потолка отца, и от дщери его-невидимки. Не смутит ли его сие теперь, когда брат старший обручён с тою девицею, глазом не видимою, но не в меру гордою?
- Слышал ты словеса высокорожденного брата сводного своего, о Квотриус. Так ответь тогда уж мне на его вопросы. Кажется мне, совсем запугал ты высокорожденного брата своего Северуса выходками своими, недостойными мужчины - тою, что днём приключилась с тобой да прямо во время превосходного славословия, соделанного братом твоим, правда, не до конца понятого мною там, где говорил сыне мой законнорожденный и наследник о стихиях некиих и афнери мёртво-живых каких-то да ещё и о чародее некоем, имя коего столь трудно для произнесения, что и не запомнил я его… И несколько минут назад пришлось брату твоему сводному, верно, из любви к тебе, недостойному её, снова произносить Оживляющее Слово да чародейской палочкой над тобой махать… Итак, сбился с мысли я, ибо солдат Божественного Кесаря простой и премудрости словесной, кою за словоблудие пустое почитаю, не обучен.
- Хотел ты, отче, спросить Квотриуса, коему и вправду лучше бы отдохнуть, нежели упиваться вином сладким на пиру, не то, не приведи Мер… Юпитер - всех богов и богинь Кесарь небесный, придётся на виду у простецов, не привыкших к магии, волшебствовать над ним, коли он снова сознание потеряет, восхочет ли он возлежать на пиру с посторонними ему пока высокорожденными патрициями - будущими родственниками моими да и его тоже?
- Видишь, о Квотриус неразумный и духом слабый, что брат твой сводный боится даже прямо спросить тебя, держа меня за посредника некоего?
- Но… разве пир не будет домашним, во славу Пенат и Лар, о высокорожденный возлюбленный отец мой?
Зачем какому бы то ни было человеку чужому присутствовать на нём?