Звезда Аделаида - 2

Беременная невеста внезапно надула маленькие накрашенные губки, приподняла бровки, и лицо её приобрело вдруг такое глупое, портящее её ещё больше, невинное выражение, будто лишь только родненькие братья целовали её, ещё когда ходила она, спотыкаясь и пуская сопли и слюни, под присмотром рабынь - кормилиц. Позже она словно бы никогда не целовалась ни с кем из представителей противоположного пола. Адриана Ферликция готовилась к традиционному, завершающему помолвку, поцелую с наречённым и не отказавшимся от неё, несмотря на заметную беременность - вот дурак-то, воистину слепой! - женихом.

А дитятко-то, во чреве ещё носимое, неужто и вправду ветерком надуло? Или и без поцелуйчиков всяких там в разные места обходились, а трахались просто, как животные, да, словно кролики? Но и те братцы-кролики, вылизывают шкурку своей возлюбленной на час. Значит, ласкают даже они. У человека же наипростейшей и лёгкой лаской, правда, в зависимости от её силы и места, куда прикладывают губы и присасываются жадным ртом, всё же является поцелуй, а это значит, что с её… предполагаемо богатым прошлым, Адриана целовалась с мужчинами не раз.

Томно хлопая короткими ресницами и пялясь в пол, в угол, на нос, на «предмет», изображая целомудреннейшую во всей Ойкумене девушку, для которой то, что произойдёт сейчас (а оно должно случиться по ромейским законам помолвки) - первый, кроме братских, осознанный поцелуй с мужчиною, и тихонечко, словно зазывая, как базарная шлюха, произнесла:

- Так скрепим же помолвку нашу поцелуем любовным.

Профессору пришлось поцеловать её невиннейшим образом, словно некий невинный мотылёк, слегка опыливший губы Адрианы, но именно губы, ибо того требовал обычай, а не низкий лобик, как предпочёл бы своевольный мужчина. Однако «из всех цветов прекраснейшая - роза» вдруг обняла Снейпа за шею. Он поневоле должен был прижаться к её груди, успев, на редкость для себя, снова-здорово, приятно поразиться её пышности. И вдруг, нагло воспользовавшись моментом, когда губы мужчины были приоткрыты в простом желании перевести дух от нехилого «девичьего» объятия, женщина умело проникла языком в его рот.

Он с трудом выбрался из её обжиманий на глазах у изумлённого таким Durm-und-Stram* , хоть они они, по определению, и не знали о таком течении в немецкой поэзии девятнадцатого века, как не ведали и об англичанине Байроне, подхватившем и усилившем за счёт своей харизматической гениальности, это движение, простого, сибелиумского министра и голодного, озлобленного Папеньки.

Северус же, почувствовав очень сильный аромат магии в хватке невесты, бувально прилепившей его к своим пухлым губкам, неприятно пахнущим помадой, хваткой, похожей на единоборческую, сказал тихо и внятно, словно давая вдруг оказавшейся излишне страстной невесте вполне однозначный и единоразличимый сигнал: «Не фтыкать»:

- Finite incantatem.

Она, запыхавшаяся, словно фурия разозлённая мужской силой, всё же превосходящей хватку опытной ведьмы, ту, что разорвала её излишне страстный, чарующий в прямом смысле слова поцелуй («Вот ещё, с бабой брюхатой лобызаться!») - громко, в сердцах ответила, выдав ту сокровенную тайну, которую желала сохранить до первой брачной ночи с нелюбимым:

- Отнюдь, о Северус, наречённый и возлюбленнейший превыше солнца ясного жених мой, ибо вельми хорошо обучена я отцом высокорожденнывм своим и патрицием, волхвование кудесническое освоившим вполне. Знай, что волхвование моё, скромное, как и положено благонравной девице ромейской, только начинается и не спрашивай меня, как и чем закончится оно. Я же приложу все усилия, дабы задуманное мною свершилось.

Ну вот и получил Северус ответ, ответ в виде неприятной, многообещающей угрозы, на незаданный, позабытый им, очарованный даже в какой-то момент ведьмой, в борьбе с наваждением и прочих треволнениях первого свидания вопрос - обучена ли драгоценная невестушка чародейству. А, видно, обучена весьма хорошо и давно, и не столько, как домашнее хозяйство вести да рабами распоряжаться, что, по мнению Снейпа, и требовалось от молодой ведьмы, замужней, но и большему. Вот только чему большему? Быть может, она умеет накладывать первые два Непростительных? А если и Третье?! Будущая супруга, в таком случае, может быть попросту опасна, особенно для не вполне осознающего себя, до страсти отрешённого от реальности Квотриуса! А ведьма она, ух, какая сильная - ведь чуть было не приворожила она зельевара - женоневистника невербально, не прибегая к волшебной палочке. Приятной мягкотелостью своей прельстивой приворожила, носиком - уже не поросячьим рылом, а миленьким, курносеньким, да пальчиками пухленькими, коротеньким, словно детскими и… поцелуем горячим, зовущим к новому, некоему продолжению и обещающему это новое чувство. Большого труда стоило Северусу оторваться от столь страстной женщины, вдруг и так сразу, внезапно воспылавшей к нему, вовсе не красавцу…