Звезда Аделаида - 2

- О, радость души моей, о, светоч разума моего, прояснившегося к жизни, о, лампада, освещающая душу мою, готовую жить дале, о, источник, наполняющий сердце моё, дабы могло оно подпитываться из него и пульсировать, о Квотриус мой, всё сие есть ты один.! Так говорил я не с тобою, а с далёким другом моим! Ремус зовут его. А «факин`" сие есть ругательство грязное на языке моём, лишь пьяным плебсом в драках и скандалах употребляемое, и ежели употреблял его я, то, значит, был и действительно пьян, без прикрас и преувеличений.

- Имя друга твоего схоже с ромейским. А какие ещё ромейские имена своих знакомых ты знаешь? Скажи, о, Северус, если тебе стало легче, и жгучая вода, коей ты так немного отпил, позволила отрезвиться тебе.

- Альбус, Филеус, Гораций… Люциус… Руфус, мать его…Ты не поверишь, но - Минерва, Помона - имена ромейских богинь даются у нас, хоть и живущим весьма долго столько, сколько предстоит жить тебе - до двухсот лет, не менее, но, всё же, в итоге смертным магам. Правда, среди… недорослей, учеников, такие имена редкость - большинство их - англо-саксонские, как и язык, на котором я говорил - англский.

Правда, среди… недорослей, учеников, такие имена редкость - большинство их - англо-саксонские, как и язык, на котором я говорил - англский. Саксы же суть прямые родственники англов, вот потому-то и язык их слился с англским в единое целое… в будущем недалёком, когда наступит эпоха варва… Впрочем, сие ненужно знать тебе.

- Да, не стоит знать будущее, ибо грешно сие пред богами. Я слышал о вторжении англусов, саксусов и ютусов на берега Альбиона и об их расселении на брегах сих нашего любимого острова. Но это - такая глушь, там нет ни одного ромейского поселения. Ромеи не обращают на них внимания - это ведь те же дикари, что и бритты, и Нелюди.Так, значит, сие есть ошибка? Надо обращать внимания на них боле, нежели сейчас? Неужли сие есть пророчествуемые колдуниями ромейскими будущие властители острова?

- А зря я сказал тебе об англо-саксах… Нет, об этом не нужно, хотя… Скажи, как думаешь ты - что лучше и легче, знать и пророчествовать истинную правду или исполнять самое пророчество?!

От Вас, профессор, будет зависеть, быть ли Хогвартсу каменным или деревянным.

Слова Луны вновь прозвучали в окончательно протрезвевшей голове Северуса набатом.

- Не философствуй боле, о стоик мой, ибо устали мы оба. Так иди же ко мне и не думай больше о Гарольдусе своём. Пускай его - он и сам убежит, ежели соизволит проснуться, в чём о-о-чень сомневаюсь я, ибо спит он уже вторые сутки после пробежки своей рядом с квадригою отца нашего. Четвёрка раскормленных лошадей и человеческая сила. Всё же несопоставимые силы для более, чем марафонского* забега, а Гарольдус же выиграл его. Он пришёл бы первым, коли бы не устыдился. И хотя не видел я сего окончания

и физического, от боли, и морального, от самого факта свершившегося.

И хотя не видел я сего окончания, но, кажется мне, что Гарольдус сдержал свои силы и сбавил ход, инако возничий отца нашего исполосовал бы «рабу», перегнавшему квадригу высокорожденного патриция и полководца великого, всю спину.

_________________________________

* Согласно легенде, греческий воин по имени Филиппид в 490 году до нашей эры после битвы при Марафоне пробежал, не останавливаясь, от Марафона до Афин, чтобы возвестить о победе греков. Добежав до Афин без остановок, он успел крикнуть «Радуйтесь, афиняне, мы победили!» и упал замертво. Эта легенда не подтверждается документальными источниками (в частности, Геродотом).

Глава 20.

Квотриус страстно поцеловал Северуса, одновременно чувствительно сжав его ягодицы, и Снейп забыл обо всём - были только он, сам Сев и Квотриус, в этом тесном пространстве, заменившем им дом, в этом дерьмовом, не защищающем ни от кого походном шатре. А дом он всё-таки им заменил, да плоховато, да, не по-настоящему - прочными, из крупных блоков песчаника стенами опочивальни в доме своём, доме семейства Снепиусов.

Северус принялся судорожно раздеваться, но Квотриус приостановил его, и сам начал расстёгивать мелкие фибулы на заскорузлой от крови воинов гвасинг тунике, а потом и на нижнем одеянии, бывшем когда-то белоснежным, более тонком, из столь же неведомой ткани, что и верхняя одежда. Но она тоже была вся в кровавых разводах, однако Квотриус не обращая на загрубевшие ткани и обрубливающие их «окаменевшие», режущие руки швы никакого внимания.