Верокций употреблял. Из большого, явно привозного, дорогого рога со всевозможными инкрустациями и насечкой, которую не умели, не научились этому тонкому искусству, известному только в Риме, делать ни колоны, ни рабы на Альбионе.
- Я расскажу всё высокорожденному отцу своему, к тому же нашему с тобою военачальнику. Не думаю, что он будет рад поведению твоему таковому. Пусти же, сказал, пусти, противный, не время сейчас! После приду я к тебе, дай же мне только опохмелиться!
Хватка слегка ослабла, и Квотриус спокойно высвободился из мерзких объятий низкого плебея, коему и солгать можно, всё равно, как моргнуть, и с достоинством, словно и не было ничего меж ними ничего похабного, мгновения спустя, набрал полный, вместо обещанной половины, рог жгучей воды и покинул столь негостеприимный шатёр. Взял больше, как плату за то, что Формеус облапал его, Квотриуса, с грязнейшими целями, какие только можно выдумать по отношению к сыну, хоть и незаконному, полководца.
А Северус продолжал то ли бредить, то ли жаловаться по-английски:
-
- О, Квотриус, мой миленький дружок, прелестный пастушок…
И-ик! - извини, что-то совсем мне худо. Ведь так мало выпил я сей браги, а замутила мне она голову так, что и передать не сумею - слов не найдётся в человеческом языке, хоть в латыни, хоть в англском…
Северус пригубил из кубка и поморщился - ну и «дивный» же аромат у этой, с какой-то примесью, сивухи! Но по крайней мере, это не анг`бысх`, точно. Интересно, для каких «чудес» предназначалась х`васынскх` эта «ароматическая добавка». Снейп надеялся, что не для ярости лютой.
Да нет, наверное, для удовольствия. Вот только… в чём заключается для х`васынскх` это удовольствие? Вот Северус и решил проверить. Как всегда, на себе единственном, по-прежнему, нелюбимом.
- Но говорил же ты на языке родном, мне неведомом, и предолго. Два слова лишь разобрать я сумел, кое повторял ты часто - «Гэм» и «Факин», причём последняя буква произносится как-то в нос, словно бы у тебя, о Северус, случился - не дозвольте сего милостивые боги! - насморк сильнейший.
Пока Квотриус, как всегда, неторопливо, говорил, Снейпу значительно так себе полегчало, даже, можно сказать, облегчилась душа его,доселе весьма и весьма неспокойная, будучая в смятении истинном.