Звезда Аделаида - 2

Потом он запустил руки на плечи Северуса, медленно раздвинув полы одеяний и поцеловал, тянуче и тягуче, его ключицы, прикусил и нежно поласкал пальцами и губами, подключив и зубы к делу, столь благотворному, соски и начал вылизывать такую белую, совсем безволосую, но солёную от пота, грудь брата, опускаясь всё ниже, покуда не добрался в своих поисках до вроде бы невинного в отношении любови мягкого, ненапружиненного, но расслабленного впалого живота высокорожденного брата. Но сие только на первый взгляд. Ежели знать Северуса получше, а Квотриус знал, что именно живот с мягкой, некрупной впадинкой на нём … и есть эрогенная зона Северуса…

Однако Квотриус не забывал ни на миг, под нечёткий шёпот Северуса, впавшего в сладкую истому, где заветное место на теле возлюбленного брата, но не спешил устремляться языком туда, в ту счастливо найденную впадинку по случаю очередных неистовых ласк тела всего Северуса, целиком, растягивая сладкую пытку вожделением, овладевшим ими обоими, как телом единым…

… Как же мешает простейшая человеческая, такая привычная одежда… Но я не в силах оторваться от Квотриуса, которого желаю всё сильнее и всё более страстно, так, что силы моего самообладания на исходе… Скрываться от его ласк? Но это же глупо, в конце-то концов. Да и куда скроешься, когда всё тело поёт в преддверии, предзнании, предвкушении, предусмотрении даже последствий… такого рода любви, когда Квотриус войдёт в меня, заполнив своей плотью, любви великой, ещё ни разу не испробованною мной? Да, будет больно, быть может, очень больно. Что ж, тогда застенаю сквозь сжатые зубы, с шумом втягивая такой необходимый в это мгновение воздух. Но, нет… это не должно быть… столь больно, иначе бы мужчины не занимались таким видом любви. Таким, одновременно и грубым, и изысканным. Да, именно изысканным, но никак не грязным, что бы я там не говорил в «то», моё «прежнее» время.

Я, как умирающий над родником от жажды, слепец, ведущий других за собою, как идущий на свет, но не видящий его … Слепец, слепец, не вижу пред собою столь яркую звезду, она ослепляет… затмит, как Солнце, взор человеческий, взор мой, взгляд любого, кто сейчас взглянул бы Квотриусу в глаза. Но я не позволю, не позволю никому, даже этому навязчивому… «Гарольдусу» взглянуть сейчас в глаза, звездоподобные очи брату моему, агатовые, расплавленным камнем проливающие слёзы.... слёзы вожделения, желания чистого сделать, о, Мордред меня побери, грёбанному высокорожденному брату приятное...

Это было, кажется, у Горасиуса Уитманса, про умирающего от жажды над родником, про слепца, или… Впрочем, сейчас неважно…

Сейчас важно только одно - вытягивающая, кажется, все нервы, тягучая, томная, томящая меня ласка возлюбленного брата.

Это как сон, прекрасный, волшебный, сказочный , несбыточный, невероятно прекрасный… Нет, так не бывает в яви!

… Но вдруг он возьмёт и сбудется?

О, соски чувствуют ярче, чем обычно… Отчего?..