Звезда Аделаида - 2

Что, удивляешься, как я " х`васынскх`" выговорил? Да у меня это механически с языка слетает… Я же ещё и толмачом подрабатываю себе на приданое... Что, не смешно вдруг стало?

Так от, оружейники, гоорю тебе, совсем херовые, хоть и железа полно в свободном доступе до хрена…

Не-э, про сталь они все тут и слыхом не слыхивали…

Хотя, погоди… Вроде как я со сталью здесь, во времени этом грёбанном, встречался… А где, не помню…

Не-э, не у себя дома… Да что ты, это ж мой дом, я в нём все углы и закоулки знаю…

Я ж Господин дома! Кому, как не мне всё о доме знать...

Ну, про Господина дома, так это вроде бы начальник домашний, лорд, которого все - и свободные, обитающие в нём, и рабы бес-пре-кос-лов-но слушаются...

Ты понял, что я сказал?.. Ну, и молодец...

А-а, вспомнил - у монахов, иноков, значится, встречался я со стальною дверью.

Ведает кто-то из тамошних обитателей… секрет-то этот… Да будь она неладна, эта дверь засратая!

Но ты послушай, Рем, что я тебе скажу…

… Придётся к себе тащиться опять…

- Квотриус, голова болит! Дай опохмелиться! - вышел, наконец, из ступора Снейп.

Потом повторил зачем-то на вульгарной латыни:

- Башка раскалывается, офигеть можно как! Выпивки-то, пойла этого дай-ка поскорее! Нужно очинно.

… Квотриус, к сожалению, уже выпил свою «боевую» после такой нагрузки, которая свалилась на его плечи - самок гвасинг защищать, следуя идеалам высокорожденного брата!

Теперь нужно было идти выпрашивать у кого-нибудь, а солдат, и трижды Разбожественного Кесаря, в этом он превозмог себя - думать... так об Аугустусе - прозорливый молодой человек справедливо опасался. Поэтому… пошёл на поклон к известному пианице и, по совместительству, врачевателю ран Формеусу Верокцию, сам притворившись чрезмерно, нестерпимо, необычайно больным головою.

Верокций употреблял. Из большого, явно привозного, дорогого рога со всевозможными инкрустациями и насечкой, которую не умели, не научились этому тонкому искусству, известному только в Риме, делать ни колоны, ни рабы на Альбионе.

- Формеус Верокций, будь здрав!

- И ты будь здрав, Снепиус Квотриус. Чего пожаловал в моё скромное пристанище? Али дело есть? Так ты говори, не стесняйся.

Язык Формеуса слегка заплетался, а выражался он с примесью народной, грубоватой на слух Квотриуса, латыни, которой иногда злоупотреблял высокородный брат и патриций, пытаясь посмешить брата - бастарда. Так воспринимал все многообразные подколы и грубоватые выраженьица, которыми «услаждал» его слух Северус, острый на язычок даже в чужеродной ему среде и на неродной ему латыни, как знал только единый лишь, по великому секрету , Квотриус.

- А я… Я, благородный воитель, пришёл нижайше попросить у тебя пол-рога жгучей воды. Для снятия злого похмелья, кое внезапно овладело мною от усталости и неуёмности желания моего изнасиловать кого-то.

- Да бери - у меня всё равно почти полная корчага. Я лишь выпил малость, так ты проходи, проходи, красавчик.

От последних слов Верокция Квотриус нащупал на поясе пуго, а в ножнах - гладиус, коими он вооружился прежде, чем идти к странному Формеусу, этому известному теперь уже двум легионам импотенту, но смело шагнул внуть шатра и…

Тут же оказался в грубых, тяжёлых объятиях сейчас же вскочившего, премного озабоченного, взъярённого Формеуса Верокция, обкуреннного какими-то диковинными травами, но среди их букета не выделялся, судя по аромату, проклятая травка анорбис.

- Ну теперича никуда ты не уйдёшь, пока я не долбану тебя несколько разиков. Я да-а-вно глаз на тебя положил, мой сладенький. У меня только на тебя хуй встаёт, а на полонённых баб или мальчишек Теперь нужно было идти выпрашивать у кого-нибудь, а солдат, и трижды Разбожественного Кесаря, в этом он превозмог себя - думать... так об Аугустусе - прозорливый молодой человек справедливо опасался. Поэтому… пошёл на поклон к известному пианице и, по совместительству, врачевателю ран Формеусу Верокцию, сам притворившись чрезмерно, нестерпимо, необычайно больным головою.