Появился в городе и новый военный губернатор – генерал Гришин-Алмазов, один из приближенных людей адмирала Колчака, человек более паркетный, чем военный. Французы тоже привезли своего хозяина, который с первого же часа пребывания на здешней земле пытался ею управлять, – консула Энно. А на территории этой, если малость умять границы, да подрезать, сровнять выступы, могла бы свободно вместиться вся Франция…
Реагируя на все происходящее, – уж слишком много непрошеных гостей пожаловало в Одессу, да и текучка среди них немалая, – областком решил создать иностранную коллегию, которой поручил вести пропагандистскую работу среди интервентов. Иностранцев действительно было не счесть, даже синекожие негры приехали из Сенегала, и не только они – были и молчаливые австралийские солдаты с ранцами, сшитыми из шкур кенгуру, и бойцы в легкомысленных юбчонках, украшенных птичьими перьями, представляющие неведомые папуасские государства, и сыны Туманного Альбиона с ледяными улыбками и презрительными глазами, – в общем, «каждой твари по паре». Отряд Котовского воевал со всеми.
Иностранная коллегия была немедленно взята под прицел, прежде всего – французами, поскольку армейские слухачи засекли тихие разговоры в 58-м Авиньонском полку, касающиеся экспорта революции, – неплохо бы, мол, кое-что из России перевезти в трюмах кораблей во Французскую республику… Румыны не отставали от французов, поскольку тоже считали себя хозяевами здешних земель. Заблуждение, конечно, ошибочное мнение, но что было, то было.
А греки вожделенно поглядывали из-под локтя на Потемкинскую лестницу и щурили темные масляные глазки: французы могут забрать себе всю территорию по урезу моря, но вот Одессу… Одессу они пусть оставят грекам!
Подпольщики все хорошо понимали и занимались разложением интервентов.
Во главе процесса, говоря языком девяностых годов, стояла все та же иностранная коллегия облсткома. Очень уж она не нравилась всем контрразведкам вместе взятым и прежде всего – иностранным.
Контрразведки не спали, они действовали и прежде всего – французская. Французы умели не только ухлестывать на Приморском бульваре за нарядными одесскими барышнями и вызывать их восхищение изящными жестами, тем, как держали в пальцах дымящиеся ароматные пахитоски, – французы были мастерами не только в этом, они завербовали немецкого офицера Манна, и тот под видом представителя группы «Спартак» сумел внедриться в городское подполье. Более того – сделался там своим человеком.
Поскольку немец этот в совершенстве знал французский язык, то иностранная коллегия поручила ему работу по разложению французского корпуса. В областкоме Манну начали очень быстро доверять, – жаль только, что было забыто старое правило «Доверяй, но проверяй», – и через некоторое время провокатор знал не только имена всех членов иностранной коллегии, но и их адреса. Выведал также имена и адреса тех людей, которые помогали областкому, хорошо знали французских солдат, могли влиять на них, были знакомы и с командирами.
Все, что Манн знал, он передал в контрразведку, но с арестами просил повременить – боялся, что его раскроют. А если раскроют, то все: ноги Манна вместе с сапогами можно будет найти в одной канаве, голову в другой, крестец в третьей. Лже-«спартаковцу» такие штуки были хорошо известны… И Манн сделал хитрый ход.
В Турции, в Константинополе, происходило формирование воинских частей, отправляемых в Россию. Манн внес толковое, с точки зрения подпольщиков, предложение – начинать работу по разложению интервентов не в Одессе, а там, где их еще только собирают под полковые флаги.
– Добраться до Константинополя несложно, но как вы там пробьетесь на пункты формирования? – спросил его югослав болгарского происхождения Стойко Ратков. – Ведь места эти запечатаны семью печатями, огорожены колючей проволокой, да еще там стоит батальон часовых?
– Есть у меня кое-какие подходы, – туманно ответил Манн, – печати мы распечатаем, часовым мы предъявим бумажку. Могу для проверки взять с собою в Константинополь одного сотрудника иностранной коллегии.
Ратков отрицательно покачал головой:
– Опасно.
– Жизнь вообще опасная штука, – философским тоном произнес Манн.
В Константинополь он выехал один – сел на французский экспедиционный транспорт, везший солдат на отдых, и растворился в синеющей дали моря.
Едва транспорт растаял в морском пространстве, как на город накинула свою сеть контрразведка французов. Арестованы были все, чьи фамилии и адреса Манн передал подручным генерала Франше д’Эспере, и без всякого разбирательства доставлены к стенам еврейского кладбища, сразу под стволы расстрельной команды.
Спастись удалось только одному члену иностранной коллегии областкома – Стойко Раткову. Остальные после залпа винтовок остались лежать у кладбищенской стены – всего одиннадцать человек.