Звезда атамана

Формирование новой бригады проходило в Екатеринославе – городе не только купеческом, но и промышленном, украшенном высокими трубами, будто пушками, задравшими вверх свои черные стволы, половина тех заводов работала, половина стояла, но и от действующей половины дыма и гари было более, чем достаточно… Кашляли не только люди – кашляли даже лошади.

Чуть больше недели понадобилось Котовскому, чтобы устроить первый смотр бригады.

На полк Нягу было любо-дорого посмотреть, – и это, пожалуй, было единственное, что радовало глаз комбрига. На все остальное смотреть не хотелось, даже на полки Нестора Махно: в малиновых зипунах, ливреях швейцаров, поддевках рабочих металлургического завода, расположенного в Гуляй-Поле, в теплых матросских робах, с которыми довольно элегантно сочетались малиновые галифе, перепоясанные пулеметными лентами (но без пулеметов), с кривыми татарскими саблями и тяжелыми палашами германского происхождения, они производили странное впечатление.

Этакая пьяная вольница, а не регулярное войско.

В бессарабских полках имелись даже бойцы, наряженные в бабьи кофты и старушечьи вязанки, украшенные яркими аппликациями, вырезанными из сукна, – в основном это были диковинные цветы, не существующие в природе; у некоторых вместо шапок на голове гнездились ночные колпаки с кисточками, а один боец вообще щеголял клоунской клетчатой шляпкой с загнутыми краями и выстриженной на макушке дырой.

Были и такие «воины», которые на ходу поддергивали громоздкие мохнатые халаты, стирающие им во время движения пыль с сапог – скорее всего, халаты были изъяты из какого-то купеческого имения, где имелась хорошая баня для гостей, либо из больницы, в которой лечат богатых клиентов. В общем, имелось «все и вся», как у покойного Мишки Япончика.

В конном полку, замыкавшем строй, Котовский увидел двух кавалеристов, у которых вместо сабель на поясе висели большие кухонные ножи, – комбриг почувствовал, как у него задергался правый глав, будто от нервного перенапряжения, – зато другое было хорошо у этих всадников: за плечами у них висели толковые немецкие карабины оружейной фирмы «Маузер».

Вот из этой сырой массы Григорию Ивановичу и предстояло слепить боевую бригаду. Котовский был уверен, твердо уверен – слепит обязательно, иначе его фамилия не Котовский будет, а Курицын, Шляпкин, Попкин или Попондопуло. Ни Шляпкиным, ни Попкиным Котовскому быть не хотелось. Да он никем другим, кроме как Котовский, и не будет.

И хотя настроение было каким-то пришибленным, словно бы он снова заболел воспалением легких, комбриг произнес перед собравшимися бодрую речь.

В конце речи он сказал:

– Это наш первый смотр, пристрелочный. Глядя на кое-кого из бойцов, отличившихся оригинальной экипировкой, хочется и смеяться, и плакать одновременно. На втором смотре, думаю, такого не будет, командиры полков просто не допустят. Но главное – другое. Главное – мы едины, мы все хотим, чтобы наше родное государство стало счастливым. Разве это не так?

Бойцы зааплодировали комбригу, речь его бесхитростная, но честная, с нотками горячности им понравилась… Котовский подумал, что ко второму смотру неплохо бы обзавестись каким-нибудь оркестром, хотя бы очень небольшим. Оркестр быстро бы поднял настроение у бойцов, никакие аплодисменты не понадобились бы.

С медициной дело в новой бригаде обстояло туго, даже загноившийся палец было некому перевязать. И когда Котовскому объявили, что в бригаду прибыл перевязочный отряд с медикаментами и что прибывшие медики никуда не денутся, останутся здесь, в бригаде, Григорий Иванович даже охнул от удивления, не сдержался, а с другой стороны, ощутил, как у него тревожно сжалось сердце.

А как же Оля Шакина? Он потряс головой, словно бы хотел изгнать из головы внезапно возникший звон, помял пальцами занывшие виски и велел дежурному по штабу:

– Зови сюда начальника перевязочного отряда!

Дежурный поспешно выскользнул за дверь, проговорил громким командным голосом:

– Пройдите к комбригу!

Таким голосом обычно разговаривают только с мужиками, оглохшими в беспрерывных боях… Все было ясно: Ольгу Шакину направили служить в другую часть, не в бригаду Котовского…

Человека, вошедшего почти неслышно, Григорий Иванович не видел – сидел за столом, низко наклонив голову, и мял пальцами сильно нывшие виски.

– А как же насчет «Разрешите войти» и доклада? – проговорил он недовольно, в ответ ничего не услышал и поднял голову.

На пороге двери стояла Оля Шакина.

– Вы? – проговорил он неверяще. Голос у него разом обратился в шепот, Котовский даже не подозревал, что такое с ним может происходить. Всегда считал себя крепким, как камень, как скала – и вдруг…

– Я, – ответила Шакина.

– Слава богу, теперь у нас в бригаде будет свой дипломированный врач, – молвил Котовский и вдруг, словно бы что-то осознав, вскочил с места, выкрикнул, хорошо понимая, что востроухий дежурный обязательно услышит его:

– Два стакана чаю!

Дежурный незамедлительно всунул голову в дверную щель, но пространство было перекрыто рослой, красиво сложенной Шакиной, он приподнялся на цыпочках и выпалил ответно: