Звезда и крест генерала Рохлина

Кстати, у Павла Сергеевича завтра день рождения, — напомнил Барсуков.

— Нужно дать телеграмму, — встрепенулся Ельцин. Затем, обведя всех присутствующих взглядом, добавил: — А лучше подарок ему сделать. Пусть Пал Палыч организует от моего имени, а вы завтра полетите и поздравите его, — и указал пальцем на Барсукова и Сосковца.

Оба переглянулись, а их жены чуть не выронили бокалы. Новогоднее настроение, и так не очень праздничное, было окончательно испорчено. Доволен остался лишь сам президент: надо же, как здорово он придумал, такой сюрприз министру обороны преподнести в день рождения!

Страна встречала Новый год, а на улицах Грозного гибли солдаты и офицеры российской армии. Полторы тысячи душ встретились с вечностью.

В это же время в семьях офицеров и солдат провозглашали госты за скорейшее возвращение их домой, и никто еще не мог предположить, что эта ночь разделит их на жен и вдов, на тех, кого через два месяца ожидает счастливая встреча с мужьями и отцами, и тех, чьи дома навсегда опустеют, куда уже постучалась беда…

Позже в репертуаре ансамбля «Голубые береты» появилась песня об этой новогодней ночи:

…В Москве в вечерних платьях у столов
Сидели новые хозяева страны
И поднимали тосты за любовь
И за успех начавшейся войны.
За их любовь, за их накрытый стол,
За чьи-то деньги, но не за народ,
Солдаты погибали в эту ночь,
Встречая свой последний Новый год…

Первого января 1995 года в своем вагоне в Моздоке Павел Сергеевич Грачев отмечал день рождения. Захмелевший, он сидел в компании Ерина, Егорова, Степашина и своего помощника Лапшова, который был распорядителем стола, суетливо давал указания что-то принести или отнести. Егоров красивым баритоном напевал казачью песню:

Ой, да не вечер, да не вечер,
Мне малым мало спалось…

Остальные вразнобой пытались поддержать, но потом замолчали. Один лишь Степашин красиво и умело подпевал Егорову.

— Тебе, Серега, надо было идти не в пожарники, а в какой-нибудь ансамбль, — похвалил он Степашина. — Сейчас, глядишь, пел бы где-нибудь в хоре Александрова.

— Спасибо, — замешкавшись, поблагодарил Егорова Степашин. — Мне жена однажды то же самое сказала.

— Ничего приедешь с победой, споешь, она тебя расцелует и приголубит.

— К вам гости, — доложил адъютант.

В вагон ввалились Барсуков и Сосковец. За ними втащили ящики со спиртным и провизией. Все вскочили из-за стола навстречу гостям, начали обниматься. Первым подошел Павел Сергеевич: он, действительно, не ожидал такого подарка. Последним подошел Степашин. Он крепко расцеловал Сосковца. Но Сосковец отпрянул от него, он не любил, когда мужчины лезли целоваться.

— Ты мне, Сергей, чуть губу не прокусил, — с нарочитой грубостью, сказал он. — Ну, что обо мне теперь подумают?

Степашин начал виновато оправдываться:

— Одичали мы на войне, совсем одичали.

Грачев с ухмылкой глянул на Степашина, а Егоров засмеялся:

— Приказываю: командирам всех подразделений усилить наблюдение за подходами к своим позициям, распорядился генерал. — Усилить охрану штаба. — И, обернувшись к Кузнецову, добавил. — Соедини меня с Кириченко.

— Василий Федосеевич, на тебя вся надежда, — сказал он, когда начальник артиллерии взял трубку. — Наша судьба в твоих руках. Будешь получать координаты и бей. Снарядов не жалей.

— Есть, товарищ генерал, — ответил Кириченко.

Вскоре боевики начали интенсивный обстрел больничного комплекса. Но Рохлин, предвидя это, перенес штаб в глубину своих боевых порядков, на консервный завод. В больничном комплексе остался передовой командный пункт.

После артподготовки, боевики под руководством Хамзоева, Радуева и Басаева начали атаку на больничный комплекс. Но артиллеристы Кириченко встречали их шквальным огнем. В огненном аду оказались не только боевики, но и корпуса больницы. Это был уже не вечер 31-го декабря, и здесь дудаевцы впервые столкнулись со столь мощным и яростным сопротивлением. Вскоре все строения больницы были разрушены. Подвал, где находился передовой командный пункт корпуса, обогревался теплом горящего здания. Артиллеристы Кириченко, получая команды, открывали огонь мгновенно, через двадцать — тридцать секунд. Били по тем координатам, которые им передавали. Это была филигранная, профессиональная работа артиллерии.

К вечеру первого января батальоны десантников из сто шестой и семьдесят шестой дивизий вновь овладели железнодорожным вокзалом и организовали его оборону. С этого времени вокзал окончательно перешел под контроль федеральных войск.